Начальник тишины

— Не Я ли обещал Своим ученикам: не оставлю вас сиротами, приду к вам; еще немного, и мир уже не увидит Меня; а вы увидите Меня, ибо Я живу, и вы будете жить… Сорок минут назад, Влас, ты сам просил, чтобы Я устроил все по воле Своей. Если бы ты не просил, Я бы не стал тебе препятствовать, хотя Моему сердцу противно твое оружие.

— Оружие? — машинально переспросил Влас, косясь в ту сторону, куда швырнул пистолет.

— Ты избрал плохое оружие. Из него легко убить только самого себя. Да и не жалко тебе младенца убивать?

— Какого младенца?

— Жан — младенец душой.

— Ничего себе младенец!

Гость вздохнул:

— Ты думаешь, Влас, что внешнее непременно соответствует внутреннему. Это не всегда так. Если бы ты видел души людей, то знал бы, что часто юная красавица имеет обугленную полумертвую душу, а у страшного бродяги, разукрашенного наколками, может оказаться крохотная серенькая душа, трепещущая, словно домашняя собачонка на ледяном ветру. У Жана — душа младенца. Не жалко тебе убивать младенцев? Молчишь? В Риме в конце пятого века у Меня был добрый слуга, папа Григорий. Он ходил по улицам и искал нищих, больных и убогих, при этом ему приходилось посещать самые злачные и скверные места города. Среди отверженных, которых находил папа, было много искалеченных злодеев, состарившихся в блуде женщин, выброшенных на улицу и растленных там сирот. Он искал и собирал их, чтобы помочь. Он брал их на руки. Разрывал свою одежду на бинты и перевязывал гноящиеся раны. Обмывал несчастных от нечистот. Кормил. Читал им молитвы и причащал Святыми Тайнами. А когда он находил кого‑нибудь из них умершим от голода или убитым в темном углу, то сам отлучал себя от священнодействия, считая себя и только себя виновным в смерти страдальцев. Итак, это был Мой верный слуга. А как ты думаешь, Влас, может ли слуга быть больше господина своего?

— Прости меня, — взмолился Влас, — я опять чуть дел не наделал.

Гость мирно кивнул и спросил:

— Почему ты до сих пор не нашел себе духовного отца?

— Я… Так ведь я это… — запинался Влас. — Я искал… В церковь‑то я ходил. А с отцом Понтием у меня не сложилось. Испугался он… А где еще искать?

— Да, — задумчиво сказал Гость, — так многие говорят. Негде искать… Это ошибка. Нужно искать. Ищущий непременно найдет.

— Господи, — осмелел Влас, — Ты Сам помоги мне найти.

— Если ты просишь, Я помогу. Тебя отвезут, — с этими словами Гость подал знак белым «Жигулям».

Когда машина притормозила у кромки тротуара, Гость наклонился к окну водителя и попросил:

— Георгий, отвези Власа к отцу Серафиму.

— А Ты? — Влас умоляюще посмотрел на Гостя.

— Я буду там… и не один, — ответил Гость. — Иди, садись.

Поверхность машины напомнила Власу отполированную слоновую кость, но в данных обстоятельствах это его не особенно удивило. Он сел впереди, рядом с шофером, и «Жигули» сразу же тронулись. Гость остался на улице, и Влас видел, как Он проводил машину долгим взглядом.

Влас молчал, не решаясь первым завести разговор, да и не до разговоров ему было. Он с ужасом думал, что всего одна секунда отделяла его от убийства человека, а, может быть, даже и… Бога. «Если бы не Гость, если бы не Гость, Жан уже не дышал бы, — переживал Влас. — А ведь я и в Гостя случайно попасть мог. Прямо в голову…».

Через час, преодолев несколько пробок, машина выехала из Москвы и устремилась по одному из загородных шоссе.

Влас постепенно успокоился и стал искоса разглядывать водителя. Это был молодой человек благородного вида. Его мужественный профиль воина красиво оттеняли черные густые волосы, спускавшиеся на плечи шелковистыми прядями. Одет Георгий был более чем странно. Плечи его покрывал плащ–накидка, застегнутый на груди красивой блестящей брошью. Под плащом виднелось что‑то вроде кафтана с нашитыми металлическими пластинами. Ноги по колено были обнажены и обвиты длинными кожаными шнурками сандалий.

Власа одолело любопытство, и он решился заговорить:

— Простите, пожалуйста, Георгий, нам долго еще?

— Минут двадцать осталось.

— Извините, конечно, а вы кто? — робко спросил Влас.

— Меня казнили в триста третьем году при императоре Диоклетиане в Малой Азии.

— А–а-а, — кивнул Влас, при этом рот его так и остался открытым.

Георгий живо продолжал:

— Я предупреждал императора, что скорее он устанет мучить меня, чем я — терпеть мучения. Муки за Христа — это ведь радость! Император знал, что тысяченальник Георгий никогда не был плохим воином. Я объяснял ему, что если я верно служил императору земному, то неужели испугаюсь умереть за Императора Небесного.

— А за что он вас казнил?