Начало

Очень широкие ступени вели к распахнутым воротам из светлого дерева, на самой первой ступени перед входом стояло нечто массивно-прямоугольное, широкое в две трети человеческого роста, занавешенное пока светлым платом с крохотными кисточками-колокольчиками, позванивающими от легчайшего дуновения ветерка. По правую и левую сторону от ступеней площадь была огорожена для собравшегося люда. Простой народ толокся на своих двоих, а для тех, кто богаче и знатнее были взведены деревянные помосты, ближе к храму обитые той же светлой тканью, разделенные на отдельные ложи с пологами, по желанию прикрывающими элиту от нескромных взглядом любопытных. В той, куда мы пробрались, провожаемые завистливыми взглядами тех, кому не досталось вип-мест, и показно-сердечными приветствиями знакомых Фелика, стояли отнюдь не простецкие лавки, а скамьи со спинкой и мягкими подушечками. На них даже вышили ритуальные веночки и букетики богини в соответствии с моментом.

Устроившись на зарезервированном месте, я даже подушки под спину и афедрон подоткнула, раз уж имеются в наличии, и принялась наблюдать за волнующимся в предвкушении развлекухи народом. Лакс снова сел рядом со мной, а Кейр не без сожаления остался стоять для лучшего обзора. Тяжек телохранительский долг!

Кроме нас, прочей публики, среди которой затесались даже балаганщики, и охраны на площади наличествовали и обряженные в бледно-голубые, один в один оттенок храмовых камней, девушки и юноши с букетами живых цветов в руках и веночками на головах. Фелик объяснил, что это послушники храма.

Мало того, что молодежь согнали на мероприятие для декоративного оформления, они еще должны были петь хвалебный гимн богине а капелла и заниматься техническим обслуживанием церемонии. Хотя, судя по разрумянившимся или напротив бледным от волнения ланитам, их эта перспектива ничуть не угнетала. Что ж, уважаю, уважаю, сама бы я уже через пять минут бдения на солнцепеке начала поминать "тихим добрым словом" всех, ответственных за взваленную на меня общественную нагрузку и раздумывать, как скоро вся эта маета завершится и попутно искать возможность сделать ноги. Но у этих ребят не было октябрятского детства, пионерского отрочества, субботников, демонстраций и иных нагрузок, видно, поэтому они так искренне радовались предстоящему мероприятию. Я же порадовалась за них и за себя, на этот раз наблюдающую за "парадом" из личной ложи, и сосредоточилась на происходящем. Напротив наших помостов, через всю ширину площади были воздвигнуты другие. Как я поняла, на нашей стороне сидели "друзья жениха", потому как в ложе чуть ли не у самого храма восседал багроволицый толстенный дядька с огромной золотой цепью на шее, в пышных одеждах павлина с донельзя самодовольным, но еще почему-то и несколько нервным лицом. Словно, он одновременно бурно ликовал, старался скрыть свое ликование под маской важного довольства и дергался "а вдруг чего пойдет не так". Женщина рядом с ним тоньше в обхвате как минимум впятеро, одетая в спокойно синее с голубыми вставками платье была воплощением гордой радости наседки, разродившейся страусиным яйцом. Ее высокая прическа, нашпигованная брошами, лентами и бусами вздымалась в высь Вавилонской башней и столь же опасно кренилась, вызывая у меня нехорошие предчувствия. Если ей вздумается рухнуть, не оторвется ли от тела и голова?

Фелик объяснил, что эта очаровательная парочка счастливые родители невесты: бургомистр с женой. Вокруг них соответственно расселись и продолжали сновать многочисленные друзья, прихлебатели и городская элита от аристократов до купцов. Созерцать это мельтешение в голубых тонах (каждый счел своим долгом нацепить хоть ленточку этого цвета во славу Гуинилы) мне надоело довольно быстро, я начала нетерпеливо ерзать и мысленно требовать "продолжения банкета". На моей памяти вообще ни одно из торжественных мероприятий не начиналось во время и время, на которое обыкновенно откладывалось событие было прямо пропорционально его важности. Я уже даже задумывалась, может вся эта петрушка из-за того, что у нас нет монархии, а соответственно вежливость королей осталась в прошлом, и пунктуальность перестала быть жизненно-важной ценностью. Сама-то я даже на свидания сроду не опаздывала, а парней, которые не приходили в назначенный срок, бросала без раздумий. Зачем мне трепло? Но к счастью, Мидан был городом в монархической стране, и помолвка, пусть скоропалительная и странная, владетеля Амрика, одного из видных дворян королевства, началась именно тогда, когда говорил Фелик, то есть ровно в полдень.