Начало

Споймали. И не только его. К нашему возвращению к губернаторскому дому тут стоит под охраной группа мужчин и женщин. Толстая, надменная губернаторша в шубке. Выводок ее взрослых детей – девушек и юношей, плешивый мужчина лет пятидесяти в сюртуке.

– Пытались затемно сбежать через валы, – пояснил один из казаков, рассказывая, кого поймали.

– Да как ты смеешь, быдло яицкое! – губернаторша брызгает слюной, бьется в руках казаков.

– Маша, – я оборачиваюсь к спасенной девушке, – мне нужна помощница домоправительницы. Плачу хорошо, пять рублей в месяц.

У окружающих отваливаются челюсти. Извозчик канцелярии армейского штаба получает пятьдесят копеек в месяц, сержант – три с половиной рубля, оклад асессора (гражданская должность, соответствующая воинскому званию майора) составляет тридцать семь рублей с полтиной.

Мария краснеет, бледнеет, тихо произносит:

– Куда мне, сироте, податься, я согласная.

– Бери вот этих девиц, – я указываю на двух дочек губернатора, – они теперь здешние служанки. Дом мыть, чистить, мне баню истопить.

Губернаторшу сейчас хватит инфаркт. Она хватает воздух губами, пытается что-то сказать. Я демонстративно достаю незаряженный пистолет, играю им в руках. На крыльцо выходит напряженная Татьяна Харлова. Одна.

– Вот, Татьяна Григорьевна! – я указываю стволом на губернаторшу. – Нашел вам прачку. Будет вести себя дерзко – велю пороть на главной площади прилюдно.

Теперь уже все таращат на меня глаза. Пороть дворян? При Петре-то можно было, а вот Екатерина отменила телесные наказания. Губернаторша пытается изобразить обморок.

– Петр Федорович, окститесь! – тихо говорит мне Харлова на ухо. – Это же лучшие люди Оренбурга! Они дворяне.

– Кончились дворяне, Татьяна Григорьевна, – я тоже наклоняюсь к уху вдовы. – Или лучше, чтобы казачки их убили или они замерзли в степи? Пусть пока так… – и уже громче, для всех: – А это Мария, ваша помощница. Будет руководить служанками.

Губернаторские девицы бледнеют, кусают губы. И молчат. А как не молчать, если рядом играют плетками казаки?

– Что с хлопцами будем делать? – Овчинников тыкает в трех сыновей Рейнсдорпа.

– Отдай в сотни, в джуры.

– Забреем в рекруты… – генерал смеется.

– Умоляю! – губернаторша пытается взять меня за руку, но я киваю казакам, и те ее утаскивают. Овчинников с Твороговым уводят сыновей, Татьяна – Марию и дочерей. Остается лишь один человек – тот самый плешивый мужчина.

– Рычков. Петр Иванович, – представляется он, заискивающе заглядывая мне в глаза. – Смею надеяться, что надо мной не будет учинено насилие?

– Зайдем в дом… – я уже порядком замерз, и мне хотелось чем-нибудь согреться.

Мимо поста казаков мы прошли в ту же самую гостиную, в которой пировали с генералами. К моему удивлению, не прошло и пяти минут, как Харлова лично принесла черный чай в чашках. Боже! Что это был за напиток! Амброзия. Только попробовав местный чай, я понял, какую бурду в пакетиках мы пили в будущем.

– С последнего китайского каравана, – пояснила Татьяна в ответ на мой вопросительный взгляд. – Все в Оренбурге знали, что Иван Андреевич брал с купцов не только деньгами…

Ага, а вот и разгадка огромной казны в подвале. Видимо, там Рейнсдорп хранил свой бакшиш. А взятки с китайских караванов – это огромные деньги. Интересно, а губернатор «засылал» наверх? А если да, то кому? Орловым?

– Петр Федорович, – Харлова опустила взгляд, – умоляю, пересмотри свое решение насчет Елены Никаноровны.

– Кто это? – удивился я.

– Супруга губернатора. Она не переживет подобного урона чести!

– Очень даже переживет.

Опыт жизни российских дворян после революции – тому пример.

– Предлагаю пари, – я посмотрел на тихо сидящего в углу Рычкова, – если она откажется стирать и сбежит… – тут я задумался, что бы поставить на кон, – я отпускаю из слуг ее дочерей. Пристрою их на чистую работу.

– Согласна! – на румяном лице вдовы появилась робкая улыбка.

– Согласна она… – усмехнулся я. – Что ты-то, Татьяна Григорьевна, ставишь на кон?..

Харлова еще больше покраснела.

– У меня и нет ничего…

– Петр Иванович, – я обратился к Рычкову, – в городе есть губернский театр?

– Есть, точнее был… – мужчина подскочил на месте, преданно на меня уставился. – Актеры могли разбежаться…

– Татьяна Григорьевна, даю вам слово… – я допиваю чай, с сожалением отставляю чашку. – Я верну театр к жизни. И если вы проиграете, то ваш заклад таков… – делаю паузу по Станиславскому. – На премьеру идем вместе. Ожидаю от вас вечернего платья.

– Но швеи дорого берут… – Харлова растеряна, Рычков с любопытством смотрит на нее.

– Это уже моя забота. И уговор. Елене Никаноровне о нашем пари – ни слова! Договорились?

Вдова ошарашенно кивает, уносит посуду.

Я начинаю беседовать с Рычковым. К моему удивлению, он не только состоит в Вольном экономическом обществе, но и является членом-корреспондентом Академии наук. Богата русская земля талантами.

Работает Рычков в должности начальника соляного дела Оренбургской губернии и очень печалится по ходу разговора, что знаменитые соляные промыслы в Илецком городке пограблены и наполовину порушены пугачевцами.