Начало

— Именно так, я не о причинах, а о катализаторах. За время правления Сталина, да и в царской России, репрессивные меры применялись достаточно широко — но такого никогда не происходило. Неизбежно встает вопрос — в чем состояла цель? И возникает ответ — цели не было. Все существующие объяснения суть надуманные рационализации. Ну, собирались отстранить какую-то группу от власти. Легко допускали возможность их расстрела — человеческие жизни в то время ценились мало. Был создан механизм репрессий, прослеживалось желание расправиться с политическими врагами, троцкистами, ленинской гвардией, кулаками и — возможно, настоящими — вредителями. Как повелось, в мясорубке страдали и невиновные, «лес рубят — щепки летят», это тогда никого не волновало, государство, как ни крути, тоталитарное. Но вдруг маховик репрессий раскрутился настолько дико, как никто даже не ожидал. Чистка, направленная в основном против номенклатуры и противников Сталина, неожиданно обернулась Большим террором против самых широких слоев населения. Из-за «щепок» уже стало не видно «леса». Пошел какой-то другой незапланированный изначально процесс. Началось то самое безумие, исходный источник которого нужно искать все же далеко не только в органах, приказах и установках сверху, а в самом обществе, в сложившейся обстановке.

Возникла лавина доносов и сшитых на скорую руку дел. Репрессии охватили все регионы и все без исключения слои населения, от высшего руководства страны до бесконечно далеких от политики крестьян и рабочих.

— Может, просто надо было внушить населению страх и ужас перед властью?

— Не репрессии внушили страх, а страх породил репрессии. Это явилось не сразу осознанным и неприятным сюрпризом. Как будто какие-то высшие силы вмешались в планы. Но руководство в высшие силы не верило и на Господа не уповало. Зато свято верило в плетущих свои сети классовых врагов. Где-то они даже были, возможно, правы, но слепы. Год спустя Сталину стало ясно — вредители как-то сумели обмануть советскую власть и расстрелять не только тех, кого, по мнению власти, следовало, но и тех, кого, вроде бы, не следовало, и многократно больше, чем планировалось. Значит, столь массовые расстрелы тоже суть вредительство, и пришло время разобраться с хитрыми врагами-хамелеонами, пробравшимися в органы. Что именно произошло, никто не понял, но теперь стали уничтожать уже тех, кто стрелял или чересчур одобрял эти расстрелы. Репрессии развернулись против их инициаторов. Заколдованный круг. Ну, и «щепки» по-прежнему продолжали массово разлетаться в разные стороны. Примерно то же самое происходило во Французскую революцию, которая также была спровоцирована отравлением спорыньей.

— Тут вот какая штука — крестьяне, отравленные спорыньей, это понятно. Местные работники НКВД — вполне допустимо. Но ведь репрессии в годы Большого террора проводились планово. Определялись группы и категории населения, подлежащие арестам и расстрелам, выделялись «лимиты» на расстрел. На заседании Политбюро утверждались контрольные цифры на арест и расстрел врагов народа. А эти-то ребята зараженный хлеб не ели. Или ели?

— А какой хлеб они ели? Не иначе, как из зерна с особо проверенных полей. А кто такими полями мог заниматься? Надо полагать, Лысенко и занимался.

— То есть точно ты этого не знаешь? К тому же у них, надо думать, хлеб был пшеничный.

— Не знаю пока, — признался Алик. — Но пшеницу Лысенко заражать научился.

— Опять додумываешь?

— Нет, об этом Лысенко пишет прямым текстом.

— В смысле? Сам признается, что заразил зерно спорыньей?

— Фактически, да — у него не было возможности совсем это скрыть, из многих колхозов шли тревожные сигналы о заражении пшеницы спорыньей. Мягкая пшеница спорыньей заражается в естественных условиях крайне редко, но у народного академика это получилось. Лысенко вынужден был отреагировать и, конечно, постарался сильно занизить масштаб проблемы. Ну и насчет контрольных цифр на расстрел — их ведь снизу подавали. И панически большие. Ибо враги кругом мерещились. Увеличивали лимиты, чем вводили руководство в еще большую панику — стреляют, стреляют — а врагов все больше и больше. Положительная обратная связь. Система пошла вразнос. Так и продолжалось до следующего урожая. Благо, что 1938 год был сухой. Зерно оказалось заражено меньше, безумие прекратилось.

— Оно, как ты сам говоришь, прекратилось в октябре.

— Конечно, эпидемии эрготизма обычно и заканчивались осенью, с запозданием от сбора урожая. Пока новый хлеб попадет на стол, пока спадет паника.