Оставив Алика, который снова начал искать что-то в сети, я пошел к себе в комнату, нашел на каком-то сайте книгу Перуца «Снег святого Петра» и постарался ее быстро прочитать за несколько часов. Хотелось понять, какой такой ключ пытался разглядеть в этой книге Алик? Некоторые его мысли мне больше не казались совсем уж беспочвенными, как поначалу. Перуц почему-то читался тяжеловато. Потом я открыл очередную главу книги Алика.
Черновик Алика Ошибка Руфина
Маленького роста, худощавый и слабый, Аркадий медленно шел вдоль дворца, подставляя свое смуглое лицо под лучи весеннего солнца. Флавий Руфин задумчиво смотрел из окна на гуляющего императора. На душе у временщика было неспокойно. Императору уже стукнуло восемнадцать, и Руфин чувствовал, что не за горами то время, когда Аркадий возьмет бразды правления империей в свои руки, и он потеряет свой пост самого влиятельного министра на Востоке, префекта претория. Впрочем, Руфин быстро отогнал от себя невеселые мысли — до того ли сейчас, когда Константинополь осажден армией Алариха! Префект отвернулся от окна и внимательно посмотрел на посетителя.
— Так о чем ты хотел поговорить со мной, Хризостом? — в голосе Руфина слышались искренние нотки заинтересованности. Раз Хризостом, преданный слуга покойного императора Феодосия, сам решил встретиться с ним, то это неспроста.
— Хорошо, что ты успел построить новые городские стены, Флавий. Аларих не сможет их преодолеть, — Хризостом почтительно склонил голову.
— Надеюсь, что наши укрепления остановят его. Но долгая осада лишит город сил, мы были совершенно не готовы к нападению. Я всегда проводил суровые законы против язычников, еретиков и прелюбодеев, и никогда у меня не было доверия к этим готам! И не зря, как видишь. Не прошло и пары месяцев после смерти Феодосия, и вот эти приверженцы арианской ереси уже восстали, а теперь они покинули дунайские провинции и стоят под нашими стенами. Может, у тебя есть какие-то мысли по этому поводу?
Но не успел Хризостом ответить, как Руфин сделал предупреждающий жест рукой и поднес палец к губам. Несколько секунд префект прислушивался, а затем громко сказал:
— Лучше мы с тобой, Хризостом, пройдем на террасу. Негоже в такой прекрасный день сидеть в темных покоях.
Хризостом послушно последовал за приглашающим жестом Флавия.
— У стен так много ушей! — раздраженно заметил префект. — И я уже различаю их.
Руфин был прав. На этот раз уши принадлежали старому Евтропию. Плешивый евнух давно проделал маленькую дырку в стене, чтобы слушать разговоры своего соперника. И префект, хотя и подозревал это, но поделать пока ничего не мог — проклятый препозит священной опочивальни и придворный казначей Евтро-пий пользовался слишком большим влиянием при дворе. О чем не догадывался Флавий — так это о том, что терраса прослушивалась Евтропием не хуже, чем внутренние покои. Специальный воздуховод доносил до него эхо каждого слова. Только ветер мог иногда помешать евнуху расслышать разговор. Но сегодня ветра не было.
— Возможно, нам удастся изменить мысли Алари-ха, — сказал Хризостом, выйдя вслед за префектом на террасу. — Об этом я и пришел поговорить. Но вынужден я буду начать издалека.
— Говори. Это интересно.
— Четыре года назад император Феодосий послал меня в Александрию. Но основным моим заданием было не разрушение языческих храмов, как считают некоторые, — с этим прекрасно справился бы и сам александрийский епископ Феофил. Я должен был проследить за тем, чтобы были уничтожены книги, упоминающие элевсинские мистерии. В храме Сераписа на тот момент сохранилось еще около 50 тысяч свитков. Естественно, я не мог даже просто проглядеть такое количество книг, и единственным логичным решением было сжечь их все, что мы с Феофилом и исполнили во славу Господа. Нам пришлось воспользоваться помощью монахов-пустынников. С Феофилом было легко работать, этот недалекий фанатик жег книги с искренним удовольствием, не задавая лишних вопросов. О причинах он даже не задумывался, желание сжечь языческие книги казалось ему совершенно естественным и не нуждалось в обосновании. Некоторые свитки я успел отобрать по каталогу и прочитать. Из них я выяснил, что причина, по которой император хотел скрыть тайну элевсинских мистерий, оказалась даже серьезней, чем я предполагал.
— То есть император знал об элевсинских мистериях что-то особенное?
Руфин заинтересовался еще больше. Хотя он вышел из простонародья и был человеком не слишком образованным, но префектом стал совсем не случайно. Врожденная жестокость, властность и тонкое чувство интриги закономерно вывели временщика на самый верх. И сейчас он инстинктивно почувствовал, что тайна элевсинских мистерий сыграет в его судьбе значительную роль. В этом Руфин был прав, но не смог предвидеть, что элевсинская тайна вскоре убьет его самого.