Я даже не стал вглядываться в горизонт, и так ясно, что дело – труба. Вчетвером нам не отбиться. Пальцы судорожно сомкнулись вокруг шпажной рукояти. По сути, у нас двое профессиональных бойцов, один бездарь-неумеха и вздорный карлик, которому здоровенные, поднаторевшие в военном деле дворяне играючи голову снимут. А если они еще в доспехах, тогда и вовсе… Другими словами, расправа будет короткой, и договориться, как это я люблю и умею, не получится. Я вспомнил копотные дымы над Выселками. Дворяне сожгли гостиницу, и с потерями считаться не намерены. К словам они глухи. За нами прет десять – двадцать терминаторов, у которых одна директива – убить Арана Торнхелла, поскольку они знают, что в теле Торнхелла – вселенец, не намеренный играть по их правилам. Сопротивляться бессмысленно, убежать не получится. Разве что я смогу утолить их гнев, если отдамся на смерть сам.
Геройский поступок, аж в глазах слезы. Только я к нему не готов. Не готов я умирать во цвете лет. Да и не хочется заканчивать жизнь так бездарно… Отважно, конечно, но бездарно. Внутри меня поселился некий странный азарт, мне хотелось доказать самому себе, что великие дела мне по плечу. Ну и долг, конечно, куда же без долга…
Боевой рог вновь выдал длинную зловещую ноту. Ему откликнулся рог с того берега – далекий звук, похожий на трубеж одержимого гоном слона. С нашего берега ответили – деловито, без истерики: мол, дело сделано, куда они теперь денутся…
Ну и все, кажется. Никуда нам не деться. Придется, видимо, мне идти на смерть.
Я выглянул, посмотрел на то, как лодки уходят к берегам, страшась задеть покойников, вдохнул густой, настоянный на вечернем солнце и размякшей от жары мураве воздух. Лодки шустро разбегались к берегам…
Хм…
– Амара, чумных трупов все боятся?
– Черт, Торнхелл, ты разве не понял? Все, кто видел покойников, в Аталарде теперь ног не намочат дня три, не меньше. Они будут страшиться миазмов…
– И дворяне тоже?
– А они, по-твоему, кто – хогги, не люди?.. Прости, малыш… – это Шутейнику.
– Ладушки-воро… тьфу! Ну почему меня каждая громада обязательно обзывает малышом? Не малюткой, не крошкой, не запазушным клопиком, даже не вошью лобковой – нет, им подавай «малыша»! Сюсю-мусю, малыш-х…
– Цыть! – гаркнул я, и перебрался на козлы к Амаре. – Найдем подходящую лодку и поплывем. Это наш единственный и здравый шанс.
Ее глаза сузились в огромном удивлении.
– Ты хочешь плыть… по зачумленной реке?
– Именно так.
– Мастер Волк!
– Мессир!.. – вскричал Бернхотт хрипло. – Но мы ведь обязательно подхватим черный мор! Зловещие миазмы от чумных трупов, как известно, поднимаются ввысь и отравляют речной воздух, это даже ребенок знает! Через сутки в лодке живым останется только малыш-хогг!
– И этот обзывается! Ты сам… знаешь, кто ты? Ты – малоприятная персона!
Я оглянулся. Лирна-младший изрядно побледнел. Дикие люди, сплошные суеверия… Как же им сказать-то, что пресловутые «миазмы» – это фуфел, придуманный средневековыми врачами, которые ни черта не знали о микробиологии.
– Нет, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и убедительно. – Никто не подхватит черный мор. Нет никаких миазмов. Это… суеверие. Амара, верь мне. Я – крейн, я прибыл из такого мира, где черный мор давно усмирили, раскрыв его причину. Нет, не надо ни о чем спрашивать. На реке главное – не пить воду, не есть рыбу. Не касаться покойников, разумеется. Дышать – можно. А после того, как мы отплывем на веслах подальше от покойников, река станет чистой. Зараза распространяется со скоростью течения, – я обвел всех взглядом, – понимаете? Только со скоростью течения реки. Но мы обгоним течение – на веслах это возможно!
Сказал и сам не поверил. Прав я? Или птички, скажем, уже подхватили чуму, и осыплют нас зараженным гуано? В любом случае это единственный выход, кроме лобового столкновения с дворянами, что неизбежно приведет к моей смерти.
Амара почесала кончик носа:
– Ты уверен, Торнхелл?
– Предложишь другой выход? – Я посмотрел ей в глаза, затем поочередно – в глаза Бернхотту и Шутейнику. – Я сделаю как сказал. Никого не прошу за мной следовать. Не приказываю. Но от попутчиков я бы не отказался… Думайте. Я могу выехать на лодке один. Возможно, дворяне оставят вас в живых.
Амара цокнула языком.
– Это вряд ли. Черт… милый господин, я с тобой!
– Бернхотт?
– Я дал присягу. Все, что вы делаете на благо Санкструма… я поддержу всемерно. Спасение вашей жизни – благо Санкструма. Я с вами, значит. Но мне страшно. А что есть крейн?
– Потом объясню. Амара, ищи подходящую лодку. Я не очень в этом разбираюсь.
Мы подъехали к береговому откосу. Чуть впереди уткнулся облупленным носом в воду весельный баркас. Удача? Только возле него виднеется несколько темных фигур. Владельцы… Покупать и торговаться времени нет, придется отбирать.
Рог на противоположном берегу тревожно запел, когда мы, выбравшись из повозки, устремились вниз по крутому песчаному склону.
Я увидел рассыпанные по горизонту темные точки. Старайтесь, голубчики, все равно мы успеем раньше. Ширина реки – метров семьсот, даже луки вам не помогут.