Начало

Полная первая… ценный экземпляр… пронесло? Неужели пронесло?

Капитан отходит, и лейтенант быстро заполняет его, как Гаор уже это понял, карту, где записано всё, кроме его имени, наград и… и, кажется, не указано, что он журналист. Ну да, в штате он не был, в союз не вступил, журналистской карточки не имеет, по документам он только ветеран без определенных занятий. С журналистом могли обойтись и по-другому. Все ведомства журналистов не любят.

– Иди сюда.

Он подходит к лейтенанту в белом халате поверх мундира. Опять врач?

– Повернись.

Теперь он стоит спиной к врачу, видит весь зал и знает, что сортировка намертво отпечатывается в памяти. Дрожащие голые люди, седой лохматый старик плачет, беззвучно кривя лицо, мальчишка, пятнадцать лет, не больше, испуганно озирается по сторонам, широкоплечий весь заросший чёрными короткими волосами мужчина смотрит, мрачно набычившись, прямо перед собой… и лейтенанты, определяющие жизнь и смерть этих людей. Они не злые – понял Гаор – у них просто такая служба.

Что-то кольнуло его под левую лопатку, и после небольшой паузы такой же укол в правую ягодицу. Он даже не заметил этого.

– Ступай.

Он как автомат шагнул вперёд, едва не налетев на спешившего с бумагами лейтенанта. И тот так же, не глядя, оттолкнул его. Как попавшийся под ноги ящик или стол на колёсиках.

Надзиратель пинком развернул его к двери.

– Вперёд.

Его вывели в тамбур. Каким-то чудом он нашёл в груде тряпья свою одежду и оделся.

– Руки за спину. Вперёд.

Снова коридоры, лестницы.

– Хорошо держишься, – сказали за спиной, – по первому разу многих обмороком шибает.

Он не ответил, но удара за это не получил. Наверное, ответа и не требовалось.

Вот и знакомый гул голосов и смеха, затихающий при его приближении и возобновляющийся за спиной.

– Стой.

Лязгает откатываемая дверь.

– Заходи.

Лязг за спиной, знакомые лица… Он сумел дойти и не упасть, а сесть на нары. Увидел внимательные участливые глаза Седого, и его затрясло в беззвучных, рвущих горло рыданиях.

– По первости оно всегда так, – говорили рядом.

– Помнишь того, отливать пришлось.

– Ничо, паря, привыкнешь.

– Ты поди, воды глотни.

– Да нет, посидит пускай, его ж ноги не удержат.

Рука Седого легла ему на плечо.

– Пронесло?

Гаор кивнул и судорожно вытолкнул.

– Не было… в карте… только про армию…

– Какая категория?

– П-первая. Полная первая.

– Хорошо, – кивнул Седой. – Пока поберегут тебя. Ценный экземпляр, так?

Он кивнул.

– Говори, – не то попросил, не то приказал Седой. – Тебе сейчас говорить надо.

– Д-да. Шестая категория. Что это?

Чалый присвистнул.

– И кого на неё?

– Это на эксперименты, – спокойно сказал Седой и повторил вопрос Чалого. – Кого на неё?

– Вчерашнего. К Ригану.

– Центральная психиатрическая клиника, – усмехнулся Седой. – И исследовательский центр.

– Фармахим?

– Производство лекарств. Материал, так?

– Да.

– Проверка лекарств.

Гаор говорил уже почти нормально. И увиденное складывалось в законченную картину, где если и было что-то неизвестное, то непонятного не было.

– После обеда ещё поговорим, – встал с нар Седой.

Гаор тоже встал и привычно пристроился к Чеграшу. Миска с жижей, кусок хлеба. Он был уверен, что не сможет есть, и медлил, сжимая обеими руками миску.

– Ешь, – строго сказал Седой. – Хлеб только размочи как следует, а то вырвет.

Он послушно выполнил приказание. Странно, но с едой он справился, и даже спазмы в желудке задавил.

Когда отдали миски, и надзиратель ушёл, Гаор обречённо посмотрел на Седого, понимая, что ни увиливать, ни тем более врать сейчас не сможет.

– Так что в твоей карте не указано? – спросил Седой.

– Что я журналист, – Гаор вздохнул. – Я не был ни в штате, ни в союзе, и карточки у меня не было, вот и пронесло.

– Пронесло, думаешь? – усмехнулся Седой. – Что ж, может, оно и так. А что за газета?

– «Эхо. Свободная газета».

– Та-ак, – задумчиво протянул Седой. – А ведь это меняет дело. И за какую статью загремел?

– Ни за какую! Меня отец…

– Нет, – остановил его Седой. – Может, ты на отца напрасно сердце держишь. Это по-тихушному сделано. И тебе рот заткнули, и Союз журналистов шума не поднимет. Не думал об этом?

Гаор покачал головой.

– Думал, но… Когда меня забирали, со столов ни листочка не упало – раз, дали позвонить в редакцию – два, и на оформлении, когда клеймили меня, были из газеты – три, и в карте про газету нет – это четыре. Так что там нормально.

– И что ещё?

– И на клеймении отец был, он это сам, нет, Контора не при чём здесь. И что я, – Гаор хмыкнул, – ас или мэтр, чтоб на меня Контора работала. Нет, так, кропал помаленьку. И в «Ветеране» меня печатали, а если бы что, так там бомбёжку до самолетной заправки чуют.

– Тоже логично, – кивнул Седой. – Думаешь, совпадение?

Гаор пожал плечами.

– На фронте тоже не угадаешь, с какой стороны рванёт. Можешь в мёртвом пространстве оказаться, а можешь и под прямое попасть.

Седой негромко рассмеялся.

– Ну, вижу, отошёл. Молодец.

Гаор кивнул и спросил.

– И что дальше будет?

– Завтра-послезавтра отведут в душ, дадут вымыться и выставят на торги. Тебе что сказали?

– Не мне, лейтенанту. Аукцион.