Начало

Борясь с собой, Тамара осознавала, что это физическое тело протестует, понуждая ее вернуться к прежнему образу жизни. Ибо, привыкнув не в чем себе не отказывать, оно не желало перемен. В «руководстве» сказано – одна из главных задач человека воплощающегося на Земле усмирить свои собственные тела, приведя их к повиновению. Почему же тогда это так трудно сделать? Может дело в привычке? Если тело в течении многих лет хорошо и обильно питалось то естественно оно станет настойчиво требовать «продолжения банкета» и всеми силами протестовать не получая желаемого. Так не лучше ли поговорить с ним? Пусть себе осознает – никто не желает причинить ему вред. Тамара представила какой собирается стать – здоровой, подвижной, без безобразных округлостей… и некоторое время мысленно наслаждалась полученным образом. Потом поставила рядом тучную женщину, одышливую и больную. Дав подсознанию оценить и сделать правильный выбор, настроила себя на соответствующий лад.

…– Как поживаете? – поинтересовался Нормунд, останавливаясь у кассы.

– Отлично! – его приход всегда радовал. С ним можно было сколько угодно болтать по-латышски. Ведь это важно, когда собеседник не морщится, показывая что твой государственный язык не приемлем для его восприятия. Обычно поставщики, уловив неправильную речь, стараются перейти на русский. Так происходит не только в магазине.

Известно, что можно самостоятельно научиться читать и писать на чужом языке, однако начать изъясняться на нем без ошибок не реально. Многие, русскоязычные, проживающие в Латвии так и не освоили язык, хотя и родились здесь. Казалось бы чего проще – отдай своего ребенка в латышский детский сад и он тут же заговорит. Однако туда неохотно берут «инородцев». Проверено, если больше трех русских находятся в группе, то все остальные детишки начинают общаться с ними на их родном языке.

Быть может у языков тоже имеются эгрегоры? И чей эгрегор сильней, тот конечно и побеждает.

Вот и выходит, что обитая в русскоговорящей среде, ребенок к поступлению в школу не знает латышского. Во время учебы он так же не особо старательно учит его. Ну а затем институт, подобранный по национальному признаку коллектив на работе, свое независимое телевидение, своя пресса, радиостанции… Получается что, обитая в Латвии, русские почти не соприкасаются с латышами. Как могло так случиться? Возможно после восстановления независимости, ощутив себя людьми второго сорта, многие из них затаили обиду? Ведь их же лишили гражданства и права бесплатно учиться на своем родном языке. В латышской прессе идет настоящая травля так называемых «оккупантов». Их постоянно унижают, проводя языковые проверки, и принимают законы, усложняющие им жизнь. Привыкнув быть на положении париев, русские отгородились от латышей и научились существовать автономно от них. Тем не менее, каждый хоть раз, но пытался освоить язык. Однако изучающие его дома по учебнику так и не заговорили лишь только потому, что стеснялись «открывать» рот при посторонних. Они потерпели неудачу из-за собственной гордыни, им было, видите ли, неприятно выглядеть смешными и неумелыми в чужих глазах. Кроме того, осознание, что тебя ведь и так поймут, сдерживало их стремление к совершенствованию. Поняв это, Тамара старалась использовать каждый шанс, для того чтобы отточить свои навыки.

– Что вы сегодня нам привезли? – спросила она Нормунда, беря у него накладную.

– Молодую говядинку. Очень мало заказываете.

На пару с братом мужчина держал за городом скотобойню.

– Как бизнес?

– Плохо! Еле концы с концами свожу! Никому теперь наше мясо не нужно. Проще мороженое из-за границы гнать.

– Да? А я слышала, к нам из Литвы завозят. Думала, не хватает.

– У них правительство с головой, помогает крестьянам. Не то что наше! Я то, дурак, голосовал за вступление в ЕС, был уверен что вот сейчас развернемся…

Он удрученно потряс головой. – Нами теперь из Брюсселя командуют. Говорят, не работайте на земле, не держите скот. Кто соглашается, тем дают небольшое пособие. Очень многие уезжают на Запад! Здесь можно строить лишь домики для гостей, топить баньку, прислуживая приехавшим из Европы «старшим братьям». Мы скоро тоже закроем свой бизнес.

– Как же так?

– Поступили новые директивы – все необходимо оборудовать по требованиям Евростандарта. У мелких производителей на подобное просто не имеется средств. И заложить нечего. Так что будем записываться в безработные.

Нормунду было трудно рассказывать о наболевшем. Лицо молодого мужчины покрылось красными пятнами, исчезло добродушное выражение… Желая отвлечь его Тамара спросила: – А разве у вас в Латгалии, – она знала, что он оттуда, – нет состоятельных крестьян?

– У нас все бедные!

– Не могу поверить!

– Правда! Ни у кого сейчас денег нет. Нечем землю удобрять, нечем сеять, нет техники, нет бензина!

– Слушай, кончай трепаться, а? Иди к Сейму и там митингуй!

Увлекшись беседой, они не сразу заметили подошедшего сзади поставщика «Пепси колы» в красном комбинезоне с нарисованной бутылкой на рукаве. Нормунд смутился и быстро отошел. Тамара порадовалась про себя: