Начало

— Это не был страх, — сказал я и задрожал от воспоминания. — Страх я знаю, испытывал его не раз. Страх — это нечто преодолимое. Это был не страх, не ужас, а нечто в тысячу раз большее — чувство, для которого не существует слов.

— Фактически Перуц говорит, как он понимает механизм появления того, что мы сейчас называем «бэд трип». — задумчиво пробормотал я.

— Он не зря упомянул здесь Гофмана и Брейгеля. Ведь оба они отразили в своем творчестве отравление алкалоидами спорыньи, даже не догадываясь об этом. Перуц сначала тоже не понимал, какой физический агент мог являться причиной безумия человеческого, и вывел в своем романе некий таинственный курительный состав, вызывающий убийственные галлюцинации. Хотя он уже тогда словно предчувствовал свое будущее открытие, описывая «страшный пурпур трубного гласа» и «чудовищные волны небесного ужасного огня». А спустя десять лет Перуц осознал, что именно рисовал Брейгель, о чем писал Гофман, да и о чем писал он сам.

И тогда в его новом романе появился галлюциногенный грибок, хлебный паразит. Перуц даже догадался, что именно этот грибок вызывал крестовые походы и воздействовал на религиозное сознание. Вспомните поиски барона фон Малхина из романа: «То, что мы называем религиозной истовостью, экстазом веры, будь то индивидуальное или массовое явление, почти всегда носит клинические черты состояния возбуждения, вызванного одурманивающим ядом. Но какой именно дурман вызывает такие последствия? Наука еще не знает этого». Прошло три четверти века, и только сейчас наука начинает признавать, что Перуц был прав в своем прозрении. Крестовые походы и религиозные экстазы — это воздействие спорыньи.

— Не очень только понимаю, при чем здесь упомянутый Гофман. Картины Брейгеля и Босха мне знакомы, их связь с огнем святого Антония, то есть с отравлением спорыньей, довольно прозрачна. Все эти ужасные видения ада, искушение святого Антония, безногие калеки. Даже Микеланджело перерисовывал Антония с рвущими святого бесами. Брейгель в своих картинах вообще изобразил последовательно весь цикл эпидемии — от безумия, галлюцинаций, плясок до гангрены и слепоты. А на следующий год после этого умер — очевидно, он и сам был отравлен грибком. Правда, искусствоведы этого так и не поняли до сих пор.

— Очень интересно вы заметили насчет слепоты, — прервал меня антиквар. — Действительно, отравление спорыньей обычно приводит к катаракте, а в картине Брейгеля «Слепцы» все видят только лишь отражение библейской притчи о слепых. Воистину, те, кто смотрят на эту картину и не видят, что именно она изображает, настоящие слепцы и есть. Как думаете, это случайность или тонкая ирония художника?

— Недавно читал, что современные офтальмологи поставили диагнозы слепцам с картины. У того персонажа, что в синей шапочке посередине, как раз катаракта. Но я все равно не понимаю, какое отношение имеет к спорынье Гофман? У меня в этой связи он вызывает в памяти только своего однофамильца — или, быть может, потомка? — Альберта Хофманна, изобретателя ЛСД. В России эти фамилии традиционно переводят по-разному, но ведь по-немецки они почти одинаковы.

— Неужели вы не читали романов Эрнста Теодора Амадея Гофмана?

— Я в детстве очень любил балет «Щелкунчик» Чайковского по сказке Гофмана, но его романы как-то почти прошли мимо меня.

— А вас никогда не настораживала сама эта сказка? Уродливая ожившая кукла для раскалывания орехов, Мышиный Король?

— Но это же просто сон Марии?

— Сон или галлюцинации? Где провести эту грань? Мы говорим о писателе, чье собрание сочинений Гейне назвал «криком ужаса в двадцати томах». Белинский считал его «живописцем внутреннего мира», а Достоевский перечитывал всего Гофмана по-русски и на немецком. «Эликсиры сатаны» — вот что, по моему мнению, дало Перуцу ключ к тайне. Этот роман, повествующий о жизни капуцинского монаха Медарда, — своеобразный антипод жития святого. На протяжении повествования Медард постоянно подвергается всевозможным дьявольским искушениям, и он не в силах с ними совладать. В руки к монаху попадает легендарный эликсир дьявола, которым тот искушал самого Святого Антония. Старое предание говорило, что даже сам Антоний якобы нечаянно раскупорил однажды бутылку, и оттуда ударили такие одуряющие пары, и такие чудовищные видения ада разом обступили святого, такие зареяли вокруг него соблазнительные призраки, что только молитвами и суровым постом он мало-помалу отогнал их от себя.

— Полагаю, Медард не был столь удачлив, как святой Антоний?