Начало

У Бет спальня располагалась в дальней гостиной дома, окна выходили на окружающие строения, а дальше были видны поля. Каждое утро девочка просыпалась в половине шестого, когда ее дед топал по булыжникам, чтобы подоить коров. Гремели ведра, мычали коровы, им отвечал пони в своем стойле. Эти звуки служили сигналом начала нового дня. Весна это была или зима, – она резво спрыгивала со своей постели.

Умываясь, Бет поглядывала из окна, пытаясь разобрать, какая на дворе погода. Если на крыше коровника блестела роса, тогда днем будет сиять солнце. Если ласточки летали низко над полями, это означало перемену погоды. Если в Энстере на ферме свинья начинала визжать и метаться, значит вскоре задует резкий ветер. Если из окна было ясно видно Хаундшилл – жди проливного дождя.

При любой погоде петушок на крыше мастерской постоянно указывал на север. Мастерскую в свое время переделали из конюшни. На маленькой башенке на крыше были часы, и Бет каждое утро, перед тем как спуститься вниз, выглядывала из окна, чтобы посмотреть, сколько там было времени. Часы шли прекрасно, но флюгер не менял своего положения. Бет часто хотелось починить флюгер, чтобы тот по-настоящему реагировал на ветер.

Утро Бет и Кейт начиналось на кухне – огонь пылал в печи, на сковороде жарился бекон, и дед Тьюк приходил завтракать. По утрам у него всегда было плохое настроение, и они сразу умолкали под его мрачным взглядом. Еще не было семи, когда он шел в, мастерскую, и вскоре, когда приходили работники, начинался стук молотков, визжание пил, и весь дом наполнялся шумом.

Бет постоянно влекло в мастерскую и в прилегавший к ней двор, ей было там так интересно! Стволы вязов, дубов и ясеней шли на распилку. Доски и балки складывались, чтобы немного подсохнуть. На них всегда было отмечено, когда их спилили. Бет любила смотреть на эти заготовки. Она видела, как плотники и столяры гордились своей работой – когда новая дверь или лестница появлялись среди готовых вещей, которые уже ждали заказчики.

Часто, когда Бет ходила собирать для растопки щепки и стружки, она наблюдала за работниками. Сначала это не нравилось деду. Если он её там видел, то выгонял прочь.

– Но мне нужно знать, что там делается, – протестовала Бет. – Я должна понимать, что я пишу в ваших книгах.

– Наверное, ты права, – сказал Тьюк. – Похоже, в этом есть определенный смысл.

К концу года их жизни в Коббсе дед перестал ворчать на нее. Через два года он ей доверял подводить итоги и даже потом не проверял. Он никогда не хвалил Бет, но разрешал ей приходить в мастерскую. Он дал ей полную свободу.

Одной из обязанностей Бет было описывать работы, сделанные не в мастерской. Некоторые из работников были неграмотными, поэтому без Бет им было не обойтись. Они сначала злились на нее за это (соплячка!), но куда им было деваться? Хотя тайная война шла долго. Они всегда старались на чем-нибудь подловить Бет.

– Три дня работы на лесопилке Нортона, – докладывал Стив Хьюиш. – Сорок футов досок из вяза. Пять фунтов гвоздей по десять пенсов фунт. И еще три по восемь пенсов.

– Не так быстро, – просила Бет. – Я не успеваю записать.

– А мне некогда тут с тобой прохлаждаться. Ты шибко грамотная, вот и пиши быстрее.

– Мы же здесь просто все старые дураки, вот мы кто, – заявил Тимоти Роллз. – Мы больше ничего не умеем, только работаем.

– Лучше всего вы работаете своими языками, – заметила Бет.

– Эй, Бет, – крикнул Сэм Ловаж. – Ты должна попросить Кита, чтобы он показал тебе скамью, которую он делает для церкви, – прямо ахнешь! Он вырезал Адама и Еву, и даже яблоко. Прямо как настоящее! Представляешь?

– Ну и что? Что я, яблок не видела? – ответила им Бет. – Я не собираюсь бегать за Китом Меддоксом и объяснять ему, какой он замечательный. У меня нет свободного времени заниматься подобными глупостями.

– Так, так. Кит, ты слышал, что она говорит? – сказал Сэм.

– Слышал, – ответил Кит, продолжая работать. Кит был самым молодым столяром в мастерской.

Мать бросилась под поезд. Кит воспитывался в приюте, но сейчас жил со своей бабушкой-вдовой в Коллоу-Форд. Темноволосый и смуглый восемнадцатилетний парень – симпатичный, походивший на цыгана. Видимо, ему нравилось выделяться, и он всегда одевался ярко. Даже на работе носил ярко-красный бархатный жилет.

Иногда он был веселым – разыгрывал других работников, рассказывал им истории, услышанные в солдатских бараках, но временами просто молчал и занимался своей работой. В таком настроении к нему лучше было не лезть – запросто мог дать любому отпор. Его темные глаза сверкали презрением, и он сжимал кулаки, готовый начать драку. Работал он хорошо, и дед Тьюк выделял его среди остальных.

– Кит – очень хороший работник, – всегда говорил старик. – Он может многого достичь, если только не будет лениться.

– Он – бешеный, – заметила Кейт. – И его старой бабке с ним очень тяжело.

– Откуда ты знаешь?

– Все, кто живет в Хантлипе, говорят одно и то же. Он слишком свободно обращается с девушками и очень любит прикладываться к маленькому коричневому кувшину!

– Все болтовня, я не желаю даже слышать это, – сказал старик.