Начало Игры

— Вот чистая вода, и хлеба поешь обязательно. Вот этот можно есть, он без добавок из спорыньи. Я проверил. Потом — сразу ложись. Я тебе помогу успокоиться. И ни о чём не думай. Говорить будем завтра, когда отъедем подальше. Как нога?

— Почти прошла.

— Ну и хорошо.

— Учитель, — тихо заговорил Олкрин, когда они улеглись рядом на широкую низкую кушетку, возле остывшей печки, — а куда она сбежала, как ты думаешь?

— Куда она бежала, я не знаю. Но знаю точно, что её поймали мужики на дороге. Нашли в мешках много всякой колдовской дряни и потащили прямёхонько в управу. Я как раз оттуда ехал. Усвоили, они, стало быть, наши уроки.

— И что с ней теперь будет?

— Думаю, то же, что и со старухой, и с той компанией из Амтасы. Что тут может быть особенного? Разве что Тамменмирт захочет ублажить своего палача и даст ему пофантазировать. Хотя, вряд ли… Каждый ищет то, что хочет, а находит то, что заслуживает, и, бывает, сильно удивляется, когда эти вещи почему-то не совпадают. Поговорим завтра. Отдыхай.

Глава 33

Подошёл к концу второй день пути пленников. Солнце уже село, и лощины невысоких, покрытых густой растительностью гор погрузились в глубокие сумерки. Порывы прохладного ночного ветерка то и дело заставляли вздрагивать пламя костров, вокруг которых будущие рабы, в окружении своих бдительных охранников, расположились на ужин и ночлег.

Закинув руки за голову, Гембра лежала на траве, глядя в быстро меркнущее небо, на котором всё ярче проступали звёздные блёстки. А луна уже сияла почти нестерпимо ярко. Со стороны соседнего костра доносились звуки песни.

Мой демон проснулся и голос подал
С тех пор я и радость, и сон потерял
Устроился ловко он в сердце моём,
И нет мне покоя ни ночью, ни днём.
Оставил я труд свой — мешок на плечо,
И бросил жену, что любил горячо.
И слёзы в покинутом доме — не в счёт
А демону мало, кричит он — ещё!
Мне люди не братья, ведёт меня рок
Кривыми путями позорных дорог.
Гордыня буянит, а совесть — молчок
Но демону мало, кричит он — ещё!
Утратил я вкус и стыда и любви,
И руки мои уж в невинной крови,
Мне мил только звонкой монеты расчёт,
И демон доволен, но просит ещё!

Нетвёрдый голос поющего то становился чётче, то терялся в нестройном хоре подпевающих.

Последнее время Гембра всё чаще вспоминала слова Сфагама, сказанные в одной из их первых бесед. «Ты живёшь, словно во сне. Тело мечется, чувства кипят, а сознание спит». Задумываясь над этими словами, она стала догадываться, что ведут её по жизни некие сторонние силы. Всякий раз они бросают её в пучину самых невероятных приключений, но они же её и выручают. Выходит, что, считая себя совершенно независимой и гордясь этим, она на самом деле ничего не решала и не выбирала самостоятельно. Всё происходило само собой — сторонние силы иногда диктовали, иногда нашёптывали единственные решения, и, бессознательно полагаясь на них, Гембра, по сути, не ведала тяжести выбора. Так было с самого детства. Вера в надёжность ведущих её сил придавала ей и отчаянную храбрость, и, порой, опасную опрометчивость, и нежелание, да и неумение, думать о будущем. Беседы со Сфагамом поначалу пробудили в ней интерес к воспоминаниям. Но окунувшись в прошлое, состоящее из множества легко перелистанных дней, она не нашла там ничего, кроме пёстрого калейдоскопа ярких приключений. Не находилось главного — СМЫСЛА. Она почти совсем не помнила своего детства, и это тогда очень огорчило Сфагама. «Всё самое главное происходит в детстве. Не помнить детства — значит не помнить главного. В детстве видны сразу все дороги, а не только та, по которой тебя потом потащат. Того, кто умеет возвращаться в детство, нельзя посадить на ошейник». Похоже, силы, ведущие Гембру, посадили её на крепкий поводок. Сфагам говорил: «Хочешь понять меру свободы человека — поставь его перед выбором. Тот, кто заранее всё знает, ни в чём не сомневается и моментально выбирает, не спотыкаясь о противоречия, — на самом деле самый ведомый и зависимый человек, что бы он сам при этом о себе ни думал. Эти люди могут быть сильными, но это не их сила, а сила тех, кто их ведёт и использует в своих целях. Такие люди могут быть уверенными в себе и своей правоте, но это не их уверенность и не их убеждённость, ибо их сознание не было разбужено и испытано сомнением. Не они говорят, а через них говорится. Не они действуют, а ими делается. Не они выбирают, за них выбирается. Такие люди бывают по-своему счастливы. Но это счастье неведения, и они лишь безличные формы в великом круговороте вещей. Единое легко ими жертвует».