Начало Игры

Ламисса была настолько подавлена, что не проронила ни слова, когда их вывели на дорогу, которая проходила впереди шагах в трёхстах от озера и привязали к сёдлам отпущенной локтей на десять верёвкой за связанные в запястьях руки. Всадники ехали не спеша и, к счастью, бежать вслед за лошадьми не приходилось. Серебряное Блюдо и солдат ехали впереди, и разговор их не был слышен. А варвары всё время болтали на своём диком степном языке, иногда вставляя исковерканные алвиурийские слова. Они то и дело оборачивались, откровенно разглядывая обнажённых пленниц сальными взглядами, тыча пальцами и громко гогоча. Было ясно, что только присутствие начальника удерживало их от разгула скотских страстей. Раскрасневшаяся Ламисса отворачивалась, стараясь не смотреть на варваров, а Гембра, закусив губу, то и дело вскидывала голову, силясь стряхнуть упавшие на глаза чёрные вьющиеся локоны, быстро высушенные тёплым ветром.

* * *

— Я, Атималинк из рода Литунгов, никогда не бросаю слов на ветер! Всем понятно? — витийствовал карлик, прохаживаясь вдоль длинного двойного строя будущих рабов.

Вечерний привал был устроен раньше обычного — солнце ещё не спряталось за горные склоны.

— Вот эти две женщины, — маленькая ручка с хлыстом указала на стоящих перед строем Гембру и Ламиссу, — решили сегодня нас покинуть, то есть убежать. Из-за них наши воины полдня мотались по лесу, вместо того, чтобы заниматься более важными делами. Так вот, чтобы все поняли, что бегать от нас не стоит, эти женщины сейчас будут наказаны. Давай! — карлик махнул ручкой и заковылял в сторону.

— Лечь на землю! — тихо скомандовал стоящий рядом воин. — Вот здесь.

Женщины послушно легли на плешивую траву возле дерева. Они не видели, как две верёвки были переброшены через толстую ветку высоко над их головами. Бездумно следя за кружением рядом с ними пыльных сапог, они почувствовали, как тугие узлы стягивают их щиколотки, и ноги стали рывками подниматься вверх. Тянущая сила остановилась лишь когда ладони вытянутых рук неловко упёрлись в землю, а волосы упали в серую пыль. Почти сразу же послышался звук рассекаемого воздуха, и острая пронизывающая боль прокатилась по всему телу от пяток до самой головы. У Ламиссы дрогнули руки, и голова её на миг бессильно уткнулась в землю.

— Раз! — донёсся сверху царапающий гортанный голос.

Тут же последовал второй удар, затем третий. Казалось даже, что бьют не по пяткам, а по голове, так сильно отдавалась боль в позвоночнике и затылке. Каждый удар выдавливал, выплёскивал слёзы из глаз Гембры. Эти непроизвольные слёзы боли не имели никакого отношения к плачу, но Гембра из последних сил отворачивала голову, стараясь никому их не показать, особенно Ламиссе. Лицо подруги с высоко поднятыми сведёнными бровями и ртом, судорожно сжимающим густую, пропылённую прядь золотых волос, на миг промелькнуло перед затуманенным болью и слезами взором Гембры.

— Шесть, семь, восемь!

Онемевшие руки подкашивались при каждом новом ударе, головы тыкались в пыльную землю, крик боли рвался наружу, но женщины нашли в себе силы подавить его. Лишь от последних трёх ударов Ламисса негромко застонала.

— Десять!

Внутри всё сжалось в ожидании нового удара. Но обычного свистящего звука не прозвучало. А через минуту подтянутые кверху ноги наказуемых бессильно упали на землю и верёвки вокруг щиколоток были перерезаны и сняты.

Карлик ещё что-то вещал собравшимся, но слова его гудели далёким невнятным бормотанием. Всё ощущения внешнего мира померкли и доходили приглушённо и отстранённо, сквозь завесу парализующей боли.

— Не будь они для нас подходящим товаром, били бы не гибким хлыстом, а бамбуковой палкой, а после бамбуковой палки ходить особенно не в радость. Всем понятно? — донеслись до затуманенного болью сознания последние слова карлика. Затем чьи-то сильные руки подхватили лежащих и поволокли в сторону.

Они долго сидели молча, опершись спинами о колесо повозки, не замечая ничего вокруг, пока, наконец, унялась дрожь в ослабевших руках, и приступы боли помалу перестали сжимать внутренности. Один из солдат, подойдя, швырнул им две длинные рубашки из грубого небеленого холста. Боясь лишний раз пошевелить ногами, женщины, не вставая, стали осторожно натягивать новую одежду. Справившись с задачей, Гембра даже нашла в себе силы улыбнуться.

— Ничего, — вяло подмигнула она подруге. — Выкрутимся ещё! А ты молодец. Здорово держалась. Я думала — раскиснешь.

У Ламиссы не было сил отвечать. Она лишь мучительно, через силу улыбнулась в ответ.

— Эй, вы как? — Тифард тревожно озираясь, склонился над наказанными.

— Лучше не бывает! Сыграли в догонялки… криво усмехнулась Гембра.

— Я вам поесть принёс. Вот каша тут… и лепёшки.

Ламисса с тихим стоном отвернулась. Есть не хотелось и не моглось.

— Ну, потом съедите. Совсем без еды-то нельзя. Наши-то вон, ужинают все, А эта мразь даже к общему костру подходить боится. Всё к хозяевам жмётся, гнида!

— Это ты про кого? — безразличным голосом спросила Гембра.