Начало конца

Наконец в коридоре появился человек с папкой, и с ним был тот самый парень из очереди, с которого он сегодня хотел снять японские кроссовки на липучках, но его опередил Хомяк. У Филиппа сразу отлегло, и сердце даже радостно забилось от волнения. Это не по его душу. Он поспешил осведомить о радостной вести Лиса и остальных, которые сидели с озабоченным видом. Они тоже обрадовались и подскочили к двери.

– Филиппов! – крикнул дежурный прапорщик, подойдя к двери «телевизора» и открывая её.

Филипп прошёл за прапорщиком и остановился на пороге комнаты, где уже сидел этот парень в кедах Хомяка и стоял, как оказалось, дежурный следователь.

– Ну? – вопросительно посмотрел на потерпевшего следователь.

Тот отрицательно покачал головой.

– Ты не головой мотай, а посмотри внимательно и говори. Этот, нет? Точно?

Филипп с улыбкой смотрел на парня, который так смущался, что говорил тихим-тихим голосом, и следователь каждый раз его переспрашивал.

– Ладно, свободен, – наконец произнёс следователь и повернулся к прапорщику: – Выпусти его, и давай следующего.

Не успев дойти до милиции, Витала с Кравцом встретили идущего им навстречу улыбающегося Гуся и тоже обрадовались.

– А Филипп где? – спросил уже, улыбаясь, Витала, думая, что и его тоже отпустили.

– Там оставили, – с ноткой сожаления произнёс Гусь. – Это по ходу за Лиса с Клопом, на х…й. Они там щас только в теремке каких-то крестов разлатали, все в варёнках, в новых кроссах…

– А Филиппа тогда какого х…я там держат? – как будто самого себя недовольно спросил Витала. Его уже давно раздражало, что стоит ему только найти нормальное место, чтобы смотреть за обстановкой вокруг и не привлекать внимания народа, как к этому месту тут же подтягиваются все знакомые и начинают трясти кого-то прямо на этом месте. Ещё недавно за обстановкой на автовокзале можно было спокойно смотреть из окон многоэтажного «Дома одежды», находящегося прямо напротив. Именно оттуда Витала выбирал себе жертв, стоя спокойно на лестнице и видя всё как на ладони. Но потом его друзья по первому училищу, откуда его выгнали ещё год назад, просто стоя рядом с ним и разговаривая, остановили какого-то приезжего и отобрали у него все деньги, не оставив даже на билет. Сам Витала тогда отошёл в сторону, и его этот парень не запомнил. Но так как Рафа с Чайником, обобравшие его, на автовокзале появлялись очень редко, то дело по этому заявлению до сих пор висело в ментовке, и на лестнице, да и в самом магазине, регулярно появлялись опера. Теперь вот засветили теремок уже те, кто бывал тут регулярно, что злило Виталу ещё больше. Он считал, что нельзя гадить там, где живёшь, и всегда отводил своих жертв подальше от теремка, который был у всех на виду.

– Ладно, – сказал он наконец, – пойдём, надо Герычу обувку какую-нибудь купить. Тапочки щас ему купим, потом переобуется с кем-нибудь.

По пути к «Метелице» они свернули на центральный рынок, благо, всё находилось рядом. Проходя мимо рядов торгашей, Гусь остановился у женщины, торгующей сладким рисом. Каким-то специальным аппаратом обычный рис превращали в невиданное до этого лакомство. Это было совсем непохоже на привычную сладкую вату, и всем понравилась эта сладкая новинка. Появилась она не так давно, и друзья за эти несколько месяцев со дня её появления ни разу не прошли мимо, чтобы не взять себе по брикетику, а то и по два. Но в этот раз у Гуся с Кравцом не было денег, а Витала, оказывается, остановился чуть раньше и выбирал Гере кеды. Ему не терпелось поскорее дойти до двора, и он не стал идти дальше по большому рынку, туда, где можно было купить ещё более дешёвые тапочки.

– Нам три, – уверенно сказал Гусь, делая вид, что достаёт деньги из кармана.

Женщина взяла из стопки три брикета спрессованного сладкого риса и, завернув в бумагу, протянула ему. Гусь взял рис и показал ей на Виталу, который расплачивался за кеды чуть поодаль.

– Щас он рассчитается, – сказал он и отошёл от оставшейся в недоумении женщины, которой показалось, что он показал на стоявшего рядом Кравца.

– Ну? – вопросительно посмотрела она на Кравца. – Давай рассчитывайся.

Но тот знал, что Гусь имел в виду Виталу, и к тому же не отличался вежливостью. Да ещё и последние события напрягли его уже сильно. Сделав устрашающее лицо и повернувшись к ней, он прошипел:

– Чё-о? Щас я тебе рассчитаюсь, бл…дь, карга старая. Тебе же ясно сказали, щас подойдёт человек.

Женщине было не больше сорока лет, но для восемнадцатилетнего Кравца это была уже старушка, которую можно было безбоязненно обидеть. Она испуганно посмотрела на его зверское лицо с красными глазами и, промолчав в ответ, села на своё место. Кравец остался стоять рядом, отвернувшись и смотря на Виталу.