Начало нас (ЛП)

Мой брат-близнец устало потирает лицо. 

— Почему мы вообще лжем?

— Потому что, если правда выйдет наружу, наша репутация будет испорчена.

— Мы уже испорчены. — Он невесело смеется. — Посмотри на нас, Колтон!

— И если папа узнает правду, он, вероятно, убьет нас в гневе.

Коул замолчал на мои слова. Только он и я знаем, на что действительно способен наш отец.

Он убийца.

Он убил нашу мать.

Яростно столкнул ее с лестницы, а затем плакал над ее трупом, как будто он не убил ее сам. Мы с Коулом видели. Мы услышали это, когда у нее сломалась шея.

Я до сих пор помню тот день, как будто это было вчера. Я до сих пор слышу их споры, отдающиеся эхом в моих ушах, ее крики на моего отца за то, что он «бессердечный ублюдок», и он называет ее «изменной шлюхой».

И я до сих пор слышу его фальшивый плач, когда ворвались полицейские. Как он манипулировал ими и как они поверили его лжи, когда он сказал им, что она соскользнула с лестницы.

В тот день он шипел нам в лицо, практически сплевывая от ярости, когда велел нам молчать и ничего не говорить полицейским, иначе мы закончим так же, как наша мать.

Итак, перепуганные восьмилетние Коул и Колтон подчинились.

Много раз мне хотелось сказать правду. Я помню добрые глаза офицера, когда он задавал мне вопросы, и мне хотелось ему ответить. Слова были прямо у меня на кончике языка… но я просто не мог.

Я держал рот на замке и позволил отцу сойти с рук за его ложь.

И при этом Коул и я стали его невольными жертвами.

Он бессердечный ублюдок, как его называла наша мать.

Но она заплатила высшую цену и оставила нас позади. В логове дьявола. Чтобы он мог использовать нас в качестве пешек. Мы были выходом для его ненависти и разочарования.

Мы с Коулом просто марионетки для нашего отца.

— Ты помнишь, что он сделал с мамой, — напоминаю я брату. — Мы знаем, на что он способен.

Коул запускает пальцы в лохматые волосы. 

— Иногда я задаюсь вопросом, не было бы лучше, если бы мы умерли. Если бы мы умерли вместе с мамой. Возможно, смерть была бы для нас лучшим концом.

Я вскакиваю и хватаю брата за плечи, тряся его. 

— Никогда больше не смей говорить это! — говорю я, захлебываясь словами. — Ты нужен мне живым, Коул. Мы выживаем, вот что мы делаем.

— Но я не могу смотреть, как ты терпишь избиение за меня. Я не буду. Я не могу.

— Ты уже делал это для меня раньше. Много раз. — Я пытаюсь улыбнуться так, чтобы успокоить брата. Но я не могу даже притвориться ради него. Моя улыбка дрожит, и он это видит. — Когда я ускользал, и ты взял на себя падение вместо меня. Ты всегда защищал меня от гнева нашего отца, потому что знал, что он отнесется к тебе проще, чем ко мне.

Он качает головой. 

— Нет, это не то же самое. Раньше он не был таким жестоким.

— Коул, — говорю я, все еще держа руку на его плече. Он поднимает на меня глаза, и я словно смотрю в зеркало. Он отражение меня самого. — Ты всегда играл роль хорошего брата. Но не забывай, я старше тебя на четыре минуты. На этот раз позволь мне заняться защитой. Позволь мне быть старшим братом, который тебе нужен. Я получил это, и я получил тебя.

Коул молчит долгую минуту, прежде чем неохотно кивает. Он закусывает губу, а затем указывает на мою израненную, израненную спину. 

— Больно?

— Нет.

Он тихо смеется. 

— Лжец.

Я улыбаюсь, прежде чем признать правду. 

— Это чертовски больно.

Но мы выживаем — потому что это то, что мы делаем.

Мы всегда будем выживать.

Я до сих пор слышу крики Коула и Джози, эхом отдающиеся в моих ушах. Черт, я не думаю, что когда-нибудь забуду те ужасные и тревожные крики, когда в нас въехала машина. Или, может быть, мы въехали в другую машину.

Я моргаю, заставляя себя дышать. Мои легкие сжимаются с такой силой, что я боюсь, что они сомкнутся, и мое зрение затуманивается.

Мне хотелось бы притвориться, что все это просто кошмар, но боль в затылке жестоко напоминает мне, что это реально. Моя голова кажется вот-вот взорвется, боль настойчивая и жестокая. Но я знаю, что это ничто по сравнению с тем, через что проходит Коул.

Я слышал разговор врачей.

Сильно сломана рука, сломаны три ребра и, возможно, сломан череп.

Единственное, что меня утешает, это то, что он потерял сознание, так что, возможно, ему сейчас не больно.

Что касается меня, то со мной как-то все в порядке.

Физически, я думаю.

Я не думаю, что что-то сломано; вот только у меня адски болит голова. Но я единственный, кто уцелел после аварии.

Джози…

Я облизываю губы и сглатываю кислую желчь, прежде чем заткнуться. Черт, мне будет плохо. Почему она не была пристегнута ремнем безопасности? Блядь.

Я закрываю глаза, но мне не уйти от ее кровавых образов. Ее искалеченное тело и опухшее, изуродованное лицо. Сила удара заставила ее вылететь через лобовое стекло. Я услышал ее окаменевшие крики, а затем полную тишину.

Джози мертва.

Мы убили ее.

Не знаю, я не могу все четко вспомнить. Все произошло так быстро. Но одно я знаю точно: нам не следовало отпускать Джози за руль.

— Я не пьяна, — утверждает она. — Я выпила всего два напитка. Может быть, просто немного подвыпившая.

Коул качает головой и тянется к рулю.