Начало нас

Иногда я не сплю по ночам, гадая, где она, что делает… в порядке ли она, счастлива она или грустна. Если она сидит на другой скамейке, одинокая и трагически безнадежная.

Каким-то образом наши вымышленные имена подходили. Я очарован Златовлаской так же, как Джей Гэтсби был одержим Дейзи Бьюкенен.

Я знаю, что Дейзи — не ее настоящее имя, и в моей голове я не могу продолжать называть ее чем-то ненастоящим. Поэтому я дал ей прозвище. Что-то уникальное только для нее.

Златовласка.

— Ну так? — резко спрашивает Оклинн еще раз. Ее слова выдергивают меня из моих мыслей.

— Почему это имеет значение?

Она поднимает подбородок. 

— Потому что я хочу знать, есть ли у меня шанс. И я не хочу, чтобы мое сердце было привязано к мальчику, которого забрали.

Это справедливо, и я уважаю ее прозрачность. Поэтому я говорю ей половину правды. 

— Я не занят, но и твоего сердца я не стою.

— Есть ли кто-то, кто тебе интересен? — Она скрещивает руки на груди.

— Да, — тихо признаюсь я.

— Я ее знаю?

Я качаю головой в ответ.

— Она кто-то из нашего близкого круга?

Я снова качаю головой.

— Она знает, что ты интересуешься ею? Она тобой интересуется?

Я дергаю галстук, пытаясь ослабить его на шее. Эта штука ограничивает поток воздуха, и я не могу дышать. 

—Нет на оба твоих вопроса.

Оклинн на секунду замолкает и выглядит задумчивой. Затем она улыбается, ее жемчужно-белые зубы резко контрастируют с гладкой кожей цвета красного дерева. Она красивая, я не буду этого отрицать. Высокая, с пышными формами, с волосами, которые очень напоминают мне волосы Наоми. Но она не Златовласка.

Это не та девушка, которая перевязала мне руки. Она не та девушка из моего альбома для рисования.

— Тогда у меня еще есть шанс, — заявляет она с большой уверенностью.

— Нет, — невозмутимо отвечаю я, но Оклинн меня больше не слушает.

— Ты ей не интересен, Грейсон. Это ее поражение и моя победа. — Она подмигивает. — Ты мне нравишься. Я думаю, нам будет хорошо вместе.

Она уходит прежде, чем я смогу опровергнуть ее заявление. Проклятье.

Разочарованный, я делаю глоток вина.

Я нравлюсь Оклинн? Почему я ей нравлюсь? Потому что я теперь Грейсон Хейл?

Понравился бы я ей, если бы я все еще был тем Грейсоном, каким был раньше? Тот, с дырявой рубашкой вместо костюма от Армани. Забытый мальчик в приемной семье. Интересно, понравлюсь ли я ей тогда?

Могу поспорить, что нет.

Могу поспорить, что она даже не стала бы знать мое имя, если бы прошла мимо меня на улице. Я был бы просто еще одним несчастным неудачником — мальчиком, находящимся не на той стороне ее пути.

Оклинн меня не любит.

Ей нравится Грейсон Хейл.

И могу сказать с полной уверенностью.

Оклинн хорошая девушка, но мы несовместимы. Я не думаю, что мы когда-нибудь будем такими. И я не хочу, чтобы она цеплялась за надежду, что мы когда-нибудь сможем стать чем-то большим, чем просто друзьями.

— Когда ты стоишь здесь вот так, ты так сильно напоминаешь мне твоего дядю, когда мы были моложе. — Тетя Навея подходит ко мне, и разочарование исчезает с моего лица. Она кладет руку мне на спину, между лопаток. — Спасибо, что ты здесь, Грейсон, — говорит она мне, и в ее голосе звучит нечто большее, чем просто признательность. Я также слышу доброту и ласку.

Я молча киваю ей в ответ. Я не знаю, что на это сказать. Разве я не должен быть тем, кто ее благодарит? Я делаю еще один глоток вина, все еще глядя в окно.

Она гладит меня по спине. 

— Мы бы не стали умолять тебя остаться прямо сейчас, если ты хочешь.

Моя голова поворачивается к ней. 

— Вы бы не стали? — Я прячу гримасу, когда мой тон звучит слишком обнадеживающе. Но тетя Навея не обижается. Она просто улыбается.

— Если хочешь, ты можешь вернуться сейчас. Я уже сказала Роджеру отвезти тебя домой. Он ждет тебя снаружи, в машине. — Роджер — наш шофер.

— Как… — Я замолкаю, сглатывая. — Как ты узнала, что я хочу уйти?

— Мы просто знаем.

Мы? Мой взгляд скользит по дяде Бену. Он с кем-то разговаривает, но словно чувствует, что я наблюдаю за ним. Его внимание на наносекунду переключается на меня, и он коротко, но намеренно кивает.

— Так вы не будете возражать, если я уйду прямо сейчас? Разве люди не будут говорить?

— Нет, ты сделал свою часть работы, и этого более чем достаточно, Грейсон. — Она поднимает руку и поправляет мне воротник моей рубашки. — В любом случае, люди всегда найдут повод поговорить. Ты не можешь позволить этому навредить тебе.

Я снова сглатываю. 

— Спасибо.

— Иди, — произносит она, давая мне последний толчок сделать именно это. —  Беги, пока кто-то тебя не прервал.

Черт, я не жду, пока она скажет мне снова. Я убираюсь отсюда и не останавливаюсь, пока не выхожу на улицу и шум вечеринки не заглушается.

Воздух больше не кажется душным.

Мой галстук больше не душит меня.

Наконец-то я снова могу дышать.

***

Я слушаю, как учитель английского языка знакомит нас с романом Келли Риммер «То, что мы не можем сказать», который мы будем изучать в этом году. Двойная история, рассказанная с точки зрения раздираемой войной Польши в 1942 году и в наши дни.