Мы долго крутились возле них. Нам очень хотелось потрогать их руками, но кучер не подпускал даже близко. Сидит, как сыч, на своей коляске и никуда не отходит. Наконец надоело ему сидеть, он побрел в нашу конюшню: или захотел посмотреть на наших колонистских лошадей, или просто так, поточить лясы, и мы получили к жеребцам полный доступ. Потрогали их руками, похлопали по шее - красивые все-таки лошади!
- А если бы на груди у них были черные пятна, еще бы красивее стали, - говорит Петька.
- Прямо там красивее! - возражаю я.- Вот если бы на крупе были пятна...
- Понимаешь ты очень много! - закричал Петька, всунул в лагушек, который висел сзади коляски, два пальца и мазнул по крупу лошади. - Ну что, разве красиво?
Я тоже запустил руку в лагушек и провел черную полосу на груди одного жеребца. Пока мы спорили, жеребцы стали похожими на зебр. Кучер вернулся и не узнал своих коней. Хотя мы к его приходу успели улизнуть, но все равно нас потащили к заведующему.
- Вы разукрасили лошадей? - спросил Василий Иванович.
- Мы.
- Зачем вы это сделали?
Зачем? Мы и сами не знаем.
- Что с вами делать! - сокрушаются воспитатели.
Мы громко раскаиваемся.
- Ну ладно, - говорит заведующий, - поверю вам. Смотрите же ведите себя как следует. Некрасиво получается: сколько времени живете у нас, а звания колониста еще не имеете.
Некоторое время все идет гладко, совет командиров начинает подумывать, не поставить ли вопрос о выдаче нам значков колониста. И, может быть, мы наконец получили бы их, но нам помешали крысы.
В колонии развелось очень много крыс. Была объявлена борьба с ними. Мы с Петькой первыми откликнулись на этот призыв. Ловим их капканами, петлями и другими приспособлениями. Целыми часами по вечерам сидим в коридорах и в кладовых. Мне кажется, у Петьки, как у кота, при виде добычи начинают зеленеть глаза.
Если бы нас заставили сидеть по какому-нибудь важному делу, мы бы давно пожаловались на боль в спине или на колики в животе и, может быть, побежали бы в санитарный пункт за лекарством, а тут сидим и не чувствуем ничего. И вот нам приходит в голову:
- Давай какой-нибудь девчонке положим крысу в карман. Знаешь, как она испугается!
Из железного бака, куда мы кладем свои трофеи, вытаскиваем мышонка и суем в карман первой попавшейся девочке. Девочка вскрикивает и чуть не падает от испуга.
- Вот так да! - восклицаем мы. - Так мы можем перепугать все девчоночье общежитие.
Теперь мы берем крысу, к ее хвосту привязываем намоченную керосином зажженную тряпку и пускаем в общежитие девочек. Суматоха, крик, визг. Летят вверх простыни, подушки, сами девчата подпрыгивают чуть ли не до потолка...
А потом мы стоим с опушенными головами перед всеми колонистами.
- Остужев и Смерч, - спрашивают нас, - вы знаете, что от вашего развлечения могла сгореть вся колония?
Мы молчим.
- Как вы думаете, хорошо или плохо вы сделали?
- Конечно, плохо, - отвечаем мы.
- А зачем вы это сделали?
Зачем? Не знаем.
- Надо их выгнать из колонии, они все время нарушают дисциплину! - раздаются голоса колонистов.
- Выгнать! - поддерживают другие, в том числе капитан Филька и барон Дри-чи-чи.
- Что ж, и выгоним, - говорит заведующий. - Вот посмотрим на них: если еще что-нибудь натворят, обязательно выгоним.
- Пусть тогда дадут клятву исправиться! - опять кричат колонисты.
Что ж, нам не привыкать, мы охотно даем клятву и колонистам, и воспитателям, и себе. Действительно, не очень хорошо, когда тебя на каждом собрании ругают.
Будем тише воды, ниже травы. Все. Слово - олово.
С собрания возвращаемся совершенно другими людьми. На следующий день нас тоже не слышно, как будто мы не существуем в колонии, а на третий - крик:
- Спасайте, спасайте Петьку Смерча!
Что такое? Что случилось? Выбегаю из спальни, смотрю Петька висит на одной руке на карнизе двухэтажного дома.
- Какой бес затащил его туда? - спрашивают воспитатели.
- А спросите его! - отвечаю я.
Петька висит с парадной стороны здания. Собирается толпа. Охают, ахают, кого-то ругают, кому-то кричат, торопят. А Петька орет, дрыгает ногами и, кажется, сейчас сорвется.
- Лестницу, лестницу скорее! - раздаются крики.
Вот наконец ставят пожарную лестницу, и по ней взбирается сам Василий Иванович. Бедный Петька! Он не ожидал этого. Он перестает орать, брыкаться и смотрит на заведующего, как на подкрадывающегося тигра.
И, когда тот достигает последней перекладины, Петька вскидывает свое туловище на крышу, становится на ноги и бежит наутек. У слухового окна он оборачивается, показывает собравшемуся народу язык и ныряет на чердак. Обиженная публика с бранью расходится. Но от заведующего далеко не убежишь, так или иначе перед ним придется держать ответ.
- Смерч, для чего ты разыграл эту комедию?
- А так просто.
- Ты знаешь, что это называется хулиганством?
- Хулиганством? Тогда я больше не буду.
Заведующий смотрит на него и говорит воспитателям:
- Вы слышали, что он сказал? Вот и возьмите его за рубль двадцать.