Начало одной жизни

- Как - кто? Артист из театра, самый настоящий артист. Он проверял голоса, а у меня, говорит, самый лучший, и, как немного подрасту, даже могу петь в театре. Жаль, что нет у нас пианино. Но завхоз обещал где-то достать. Будет у нас пианино, этот артист каждый день со мной заниматься станет.

- Врут, никто тебе пианино не достанет, - говорит Петька.

Через несколько дней в колонистский двор въехала ломовая телега, а на ней стояло черное ободранное пианино.

- Вот и привезли! - радостно закричала Люся и туг же побежала к телеге. - Оно настоящее? - обратилась она к угрюмому на вид бородатому завхозу.

- Настоящее - это да, но только что-то плохо дрынькает, сказал завхоз.

Вокруг пианино собралась почти вся колония.

- А как же быть, если оно не играет? - спрашивала Люся у завхоза.

- Это уже, дочка, не твоя забота, - отвечал завхоз: - если в мои руки попалось, значит, будет играть.

- Вы сами сделаете?

- Может, и не сам, но, если сказал - будет играть, значит, будет.

На следующий день в нашей колонии появился худой, морщинистый человек.

Назвался он Феклушкиным.

- Так-с, так-с, - глядя на пианино, проговорил Феклушкин, - настройка этого чудовища, судари мои, стоит не менее двухсот рублей, если еще не больше..

- Бога побоялся бы говорить такие слова, Аким Кузьмич! Пианино ведь чье? Сиротское. Я думаю, мы сойдемся с тобой полюбовно: за так его настроишь.

- Конечно, конечно, - уже ковыряясь внутри пианино, ворчал Феклушкин. - Здесь нет средств, там нет средств, а мастер Феклушкин извольте делать все за спасибо и питаться божьим духом.

- Дяденька, - почти со слезами просила Люся, - мы вас очень, очень просим.

Три дня Феклушкин настраивал пианино, три дня ворчал, а на четвертый аккуратно сложил в чемоданчик свои инструменты и торжественно сказал:

- Извольте-с, ваше пианино в полном порядке.

- Дядя Феклушкин, - обрадованно закричала Люся, - какое вам спасибо!

Люся теперь целые дни сидела у пианино и одним пальцем играла, играла, играла. В определенные часы прикатывал на велосипеде высокий мужчина, и тогда уж под его аккомпанемент Люся пела. Иногда после окончания урока учитель говорил ей:

- Ну, девочка моя, если мы и дальше так будем заниматься, то добьемся неплохих результатов.

Подглядывая в окно за игрой Люси, Петька говорил:

- Эх, остались мы с тобой вдвоем, Ванятка: Володя от книг и головы не поднимает, Люся тоже целыми днями бубнит. Знать, позабыли они о своих друзьях. Но мы уж с тобой всегда неразлучны будем.

- Остужев, где ты прячешься? - раздается голос дежурного по колонии.

- А что случилось?

- Быстро одевайся в рабочую форму, сейчас поедешь с ребятами собирать фрукты в деревню.

- Фрукты? В любое время.

- Я тоже? - говорит Петька.

- Тебя в списках нет. Быстрее, Остужев, все уже готовы.

- А надолго едем?

- На целый месяц. Да что ты мне допрос устраиваешь? Быстрей беги одеваться.

Когда я пришел к центральному зданию колонии, где у нас устраивались всякие сборы, там уже было полно ребят.

- Остужев, сюда! - крикнула Три Кости.

У меня упало сердце. "Ну, - думаю, - в деревне она мне отомстит за ведро со щеткой. В колонии бы за меня в случае чего могли заступиться Петька с Володькой, а там..."

Но делать нечего, лезу на подводу.

- Поехали! - кричит Три Кости.

Второпях я пожал подбежавшему цыганенку руку, и мы тронулись в путь.

В пути на меня напал сон. Закрою глаза - передо мной встает Три Кости: "Я тебе покажу, как воспитателям устраивать разные штучки". Надевает мне на голову ведро и так стучит по нему кулаками, что я вздрагиваю и просыпаюсь. Один раз закрыл глаза и вижу себя в красивой кошевке, и везут ее три гнедых рысака, а правит ими Петька Смерч. И так быстро лошади несутся, что у меня захватывает дух,

"Петька, куда ты везешь меня?"

"К тете Дуняше".

А сам так и хлещет и хлещет вожжами лошадей.

"Ты что так гонишь?" - спрашиваю я.

"А вон смотри, верхом на щетке нас нагоняет Три Кости".

И правда, на той самой щетке, которой я подпирал ведро, несется она, вот-вот нагонит нас.

"Петька, быстрей погоняй лошадей!"

"Теперь уж нас не настигнет - вот деревня".

Когда я открыл глаза - и верно, впереди деревня, большая, в садах. Километра за три до нее нас остановил высокий человек в красноармейской фуражке и повернул лошадей к большому сараю, в стороне от дороги.

Устроившись в сарае, мы прежде всего до отвала наелись яблок, потом уж начали собирать их в корзины.

По вечерам мы разжигали возле сарая костер и варили ужин. У костра рассказывали разные истории из беспризорной жизни, а больше всего о хороших людях, которые встречались на пути. Один парнишка рассказал, как он разговаривал с писателем Максимом Горьким, и все завидовали ему, а я - как видел в цирке наркома Луначарского, и тоже мне завидовали.

Однажды, когда мы сидели у костра, к нам подошли три человека, двое одеты были по-деревенски, а один по-городскому. Они поздоровались с нами и начали пытливо оглядывать всех.

- Вы что это, братцы, обираете чужие сады? - вдруг сказал горожанин. - Вы знаете, чьи эти сады?

- Здешней коммуны, - ответил один из нас.