Начало опричнины

    Последнее предположение едва ли справедливо. Оно противоречит данным о составе кружка Башкина. Главными сподвижниками Башкина были дворяне Г. Т. Борисов и его брат И. Т. Борисов Бороздины. (С нестяжателями из Заволжских пустыней московские еретики лишь «советовали о зле»). Борисовы были троюродными братьями княгини Ефросиньи и видными придворными удельного князя Старицкого[415].

    Сам Башкин служил, возможно, в одном из дворцовых ведомств в Кремле[416]. Его духовником был поп придворного Благовещенского собора Симеон. Придворного кремлевского аптекаря «латынина» Матюшку Башкин называл своим учителем «в люторских расколах»[417].

    В деятельности кружка Башкина мы находим отзвуки реформационного движения, охватившего Западную Европу в первой половине XVI века. Но в России веяния реформации имели значительно меньше точек соприкосновения с бюргерской оппозицией, чем на Западе. В Москве ересь свила себе гнездо не среди горожан и рядовых «воинников», а при дворе княгини Ефросиньи Старицкой[418].

    Первый процесс над еретиками имел место вскоре после возвращения царя Ивана с Белоозера летом 1553 года. На суде выяснилось, что за несколько месяцев до процесса Башкин многократно беседовал с благовещенским попом Симеоном и пытался привлечь его в свой кружок[419]. Беседа произвела сильное впечатление на Симеона, и он сообщил своему коллеге в Благовещенском соборе Сильвестру, что Башкин «от мене поучение требует, а иное мене и сам учит». Симеон «учал был поговаривати, их (еретиков. — Р. С.) дела хвалити»[420]. В мае 1553 г. Башкин вторично беседовал с Симеоном. Когда Сильвестр узнал о содержании этой беседы, он счел необходимым открыто отмежеваться от «развратных взглядов», получивших огласку, и донес царю «о новоявившейся ереси».

    Башкин был арестован, под пыткой признался во многих ересях и назвал единомышленников[421]. По решению священного собора, еретики были преданы анафеме. М. Башкина заточили в Иосифо-Волоколамский монастырь, служивший главной цитаделью осифлян. Осведомленные современники сообщают, что родной брат М. Башкина Федор был посажен «за евангелие» в тюрьму, а позже сожжен в деревянной клетке[422]. И. Т. Борисова-Бороздина сослали в заточение в отдаленный Валаамский монастырь на Ладогу[423].

        Официальное руководство церкви использовало процесс Башкина—Борисовых для, жестокой расправы со своими идейными противниками нестяжателями, обвиненными в сообщничестве с еретиками. В начале 1554 г. вождь нестяжателей старец Артемий был отлучен от церкви и сослан на вечное заточение в Соловки. Гонениям подверглись виднейшие ученики и последователи Артемия: Савва Шах, позже Феодосий Косой (около 1554—1555 гг.), новозерский монах Иона (1556—1557 гг.).

        В дальнейшем многим из еретиков удалось перебраться за рубеж. И. Т. Борисов бежал с Валаама в Швецию[424]. Старец Артемий, Феодосий Косой, Фома, Игнатий и Вассиан нашли убежище в Литве[425].

        Бояре Захарьины пытались использовать суд над еретиками. для расправы с Сильвестром. Их сторонник И. М. Висковатый назвал благовещенского протопопа пособником Башкина и объявил, что новая роспись Благовещенского собора, выполненная под его присмотром, есть следствие «злокозньства» лютеран, в доказательство чего дьяк ссылался на еретические высказывания кремлевского аптекаря Матиасаляха[426]. На суде Висковатый признался, что уже три года имел сомнение «о тех святых честных иконах», и «вопил и возмущал народ», но не донес, убоявшись лести и «всякого злокозньства, занеже Башкин с Ортемьем советовал, а Артемий с Селиверстом»[427].               

  Однако официальное руководство по многим причинам не поддержало нападок Висковатого на благовещенского протопопа[428]. Прежде всего дело об иконах слишком близко затрагивало митрополита, да и лично царя, в свое время одобривших роспись придворного собора. Еще большее значение имел тот факт, что Сильвестр, не задумываясь, донес на Башкина, а затем выдал на расправу осифлянам своих вчерашних союзников нестяжателей. В некоторых отношениях этот эпизод сыграл в карьере Сильвестра роль поворотного момента[429].

    Суд над Артемием и его единомышленниками скомпрометировал правительственную программу ограничения церковного землевладения, идейно обоснованную нестяжателями, и, вероятно, надолго задержал осуществление антимонастырского Уложения 1551 года.