Тремя днями раньше в Троице-Сергиевом монастыре появился и предпоследний фаворит Софьи – Василий Голицын. В заседании Боярской думы его обвинили в нерадении во время последнего Крымского похода, в умалении чести царей Петра и Ивана, а также и в сговоре с Шакловитым и приговорили к лишению боярства и к ссылке на север. Голицын с женой и детьми оказался сначала в Мезени, а затем в еще большей глуши – селе Кологоры на Пинеге, где он и умер спустя четверть века, в 1714 году, семидесяти лет от роду, в один год с несчастной своей любовницей Софьей Алексеевной.
Крах царевны Софьи
Падение Шакловитого и Голицына привело к немедленному отстранению от власти Софьи. Петр написал брату Ивану письмо, в котором сообщал, что не намерен более терпеть Софью соправительницей, называя ее «третьим зазорным лицом». «Срамно, государь, – писал Петр, – при нашем совершенном возрасте, тому зазорному лицу государством владеть мимо нас!»
Боярин Троекуров объявил Софье, что ей надлежит переселиться в Новодевичий монастырь. Она успела переслать деньги «братцу Васеньке», но в монастырь выехала через две недели.
Ей отвели просторные палаты, поселив вместе с нею одиннадцать служанок и старуху-кормилицу, княгиню Вяземскую. Она получала в полном изобилии из дворцовых припасов разную пищу и питье: рыбу, пироги, мед, пиво, водку и различные сладости и лакомства.
К ней в любой день могли приезжать ее сестры, а сама она свободно гуляла по монастырю, однако у его ворот бессменно стояли солдатские караулы преображенцев и семеновцев.
И все же на первых порах любовь к Голицыну не оставляла ее ни на минуту.
Оказавшись в монастыре, Софья более всего думала о «милом братце Васеньке», с невероятными трудно-стями пересылала ему письма и деньги – громадные деньги, сама зачастую оставаясь почти без гроша. А «брат Васенька», устроившись в далекой Мезени со всем семейством, конечно не столь роскошно, как в Москве, но и не хуже другого захолустного воеводы, стал писать письма, но не Софье, а Петру, уверяя его в своей преданности и клянясь, что был верен ему не менее, чем его сестре. К счастью для нее, Софья об этом ничего не знала, потому что и сам Петр писем Голицына не читал, во всяком случае, не сохранилось никаких свидетельств, что он ответил хотя бы на одно его послание…
И, завершая сей скорбный сюжет, скажем несколько слов и о несчастном Сильвестре. После допросов и мучений его кинули в застенок – «твердое крепило»: без окон, сырое, низкое, более похожее на могилу. Сочинения его Иоаким приказал сжечь. Новый патриарх – Адриан, сменивший Иоакима 24 августа 1691 года, оказался еще более жестоким по отношению к многострадальному узнику. Сильвестр был обвинен Адрианом в еще больших злодеяниях: он, оказывается, намеревался сам стать и патриархом и царем.
В феврале 1691 года пятидесятилетнего узника снова пытали на дыбе огнем и железом, а потом отрубили голову на Лобном месте. Тело же бросили в общую могилу «с божедомами, и убогими, и нищими, и бродягами близ Покровского убогого монастыря, что на Таганке».
…После победы над Софьей и ее сторонниками Петр стал единовластным, самодержавным государем. Возвратившись в Москву, он с головой погрузился в государственные дела, в полной мере ощутив тяжесть Мономаховой шапки.
С. М. Соловьев о царевне Софье
«…Терем не воспитал русской женщины для ее нового положения, не укрепил ее нравственных сил, а, с другой стороны, общество не приготовилось еще к ее принятию, не могло предоставить ей чисто нравственных сдержек, как не представляло их и для мужчины.
Пример исторической женщины, освободившейся из терема, но не вынесшей из него нравственных сдержек и не нашедшей их в обществе, представляет богатырь-царевна Софья Алексеевна».
ПЕРВЫЕ ГОДЫ ПЕТРОВСКОГО «САМОДЕРЖАВСТВА»
Петр Алексеевич – неистовый сатир
Титул царя обязывал Петра претерпевать многие, связанные с ним неудобства, и тяжелее всего давались Петру сдержанность и благолепие, ибо молодость и жгучий темперамент оказывались сильнее разума и строгих канонов дворцового и церковного «чина». Особенно нетерпимыми для сторонников благочиния казались теперь наезды царя в еретическую Немецкую слободу, где по-прежнему правил бал его друг Лефорт.
Одним из немногих людей, кто решительно противился дружбе юного царя с иноземцами-иноверцами, видя в этом и пагубу его душе, был патриарх Иоаким. Но 17 марта 1690 года Иоаким умер, и Петр, никем не сдерживаемый, пустился во все тяжкие.
По возвращении из Троицы в Москву Петр чаще, чем к кому-либо другому, стал заезжать к Лефорту, где его всегда ждала веселая, жизнерадостная, интересная во всех смыслах компания, где можно было услышать множество любопытных и полезных историй, а кроме всего, ожидало желанное, свободное общение с молодыми красивыми женщинами.
«Превеликое женолюбие» Петра, проявившееся под влиянием Лефорта и других иноземцев, окружавших его в Преображенском и на Переяславском озере, еще в ранней юности, сохранялось в нем, как и любовь к разгульным застольям, до самой его смерти.