Строгановы — купцы и промышленники, выходцы из поморских крестьян. В Соли Вычегодской обосновался Федор Лукич Строганов, а его сын Аникей (1497–1570) завел там солеваренный промысел. Первые привилегии Строгановы получили еще при Иване III (есть сведения, что именно они выкупили из татарского плена Василия Темного). В 1558 году Иван Грозный пожаловал Аникею и его преемникам огромные владения по рекам Каме и Чусовой и подтвердил прежние привилегии. Семен Аникеевич (ум. 1609) и внуки Аникея Максим Яковлевич и Никита Григорьевич участвовали в организации похода в Сибирь Ермака. За большую денежную, продовольственную и военную помощь правительству получили в 1610 году звание именитых людей, то есть право зваться по отчеству. Вот что сообщает о них английский путешественник Флетчер, побывавший в России в конце XVI века:
«Еще в последнее время три брата из купцов торговали вместе одним капиталом, которого у них, как полагали, было до 300 тысяч рублей наличными, кроме земель, скота и другого товара. Это отчасти можно приписать их местопребыванию, находящемуся в дальнем расстоянии от двора, именно в Вычегде… В продолжение целого года у них работали 10 тысяч человек, занимаясь добывание соли, перевозом тяжестей на телегах и барках, рубкой леса и т. п., кроме, по меньшей мере, пяти тысяч душ крестьян, живших в деревнях и обрабатывавших землю их.
У них были свои лекари, хирурги, аптекари и всякие ремесленники из голландцев и других иноземцев. Говорят, что царю платили они ежегодно до 23 тысяч рублей (почему им и дозволено было производить торговлю) и кроме того содержали несколько гарнизонов на сибирской границе, близкой к ним».
Империя Строгановых процветала и в XVII столетии. Разруха Смутного времени не коснулась их прямо, и они смогли оказать огромные услуги правительству, предоставив ему товары и кредиты.
Царевич Алексей и его сообщники
На допросах Алексей назвал имена более чем пятидесяти своих подлинных и мнимых сообщников, и розыск начался сразу в трех городах: Петербурге, Москве и Суздале, там, где находились названные царевичем люди.
В Суздаль был направлен капитан-поручик Преображенского полка Григорий Скорняков-Писарев с отрядом солдат. 10 февраля 1718 года в полдень он прибыл в Покровский монастырь, оставив солдат неподалеку от обители.
Скорняков сумел незамеченным пройти в келью к Евдокии и застал ее врасплох, отчего она смертельно испугалась. Евдокия была не в монашеском одеянии, а в телогрее и повойнике, что потом ставилось ей в вину, ибо было сугубым нарушением монашеского устава.
Оттолкнув бледную и потерявшую дар речи Евдокию, Скорняков коршуном бросился к сундукам и, разворошив лежащие там вещи, нашел два письма, свидетельствующие о переписке Евдокии с сыном. После этого в Благовещенской церкви найдена была записка, по которой Лопухину поминали «Благочестивейшей великой государыней нашей, царицей и великой княгиней Евдокией Федоровной» и желали ей и царевичу Алексею «благоденственное пребывание и мирное житие, здравие же и спасение и во все благое поспешение ныне и впредь будущие многие и несчетные лета, во благополучном пребывании многая лета здравствовать».
14 февраля, арестовав Евдокию и многих ее товарок, а также нескольких замешанных в ее деле священников и монахов-мужчин, Скорняков повез их всех в Преображенский приказ в Москву. 16 февраля начали строгий розыск, прежде всего обвиняя Евдокию в том, что она сняла монашеское платье и жила в монастыре не по уставу — мирянкой. Отпираться было невозможно, ведь Скорняков самолично застал Евдокию в мирском платье. А дальше дела пошли еще хуже, — привезенная вместе с другими монахинями старица-казначея Маремьяна рассказала о том, что к Евдокии много раз приезжал Степан Глебов и бывал у нее в келье не только днем, но и оставался на всю ночь до утра.
Показания Маремьяны подтвердила и ближайшая подруга Евдокии монахиня Каптелина, добавив, что «к ней, царице-старице Елене, езживал по вечерам Степан Глебов и с нею целовалися и обнималися. Я тогда выхаживала вон; письма любовные от Глебова она принимала, и к нему два или три письма писать мне велела».
После этого Глебова арестовали, и проводивший арест и обыск гвардии капитан Лев Измайлов нашел у него конверт, на котором было написано: «Письма царицы Евдокии», а внутри оказалось девять писем.
Во многих из них Евдокия просила Глебова уйти с военной службы и добиться места воеводы в Суздале; во многих, проявляя ум и практическую сметку, советовала, как добиться успеха в том или ином деле, но общий тон писем таков, что позволяет утверждать об огромной любви и полном единомыслии Евдокии и Степана.
«…Где твой разум, тут и мой; где твое слово, тут и мое; где твое слово, тут и моя голова: вся всегда в воле твоей!»