Начало пути

– Петр Лещенко. Пластинки до войны популярны были.

Девчата просили еще чего-нибудь, но я отказался, другим ребятам тоже хочется себя проявить.

Когда расходились, два пацана из класса подошли, Серый и Степа. Оба в этом году приехали, потому и задружились.

– Лёх, вопрос важный… Я просить хочу… Только… Понимаешь…

– Короче. Что надо? Не тяни резину.

– Я Цветочку проигрался в карты. Третий раз. Деньги нужны. Говорит, не заплачу, фуфлыжником буду числиться.

– Первые разы платил?

– Да. У отца брал. Обещал, что больше никогда, а вот… Главное, я в выигрыше был!

– Понятно. Цена вопроса?

– Много…

– Много сколько? Что мне, клещами из тебя тянуть? Сто? Двести? Тысяча?

– Двадцать…

– Двадцать тысяч?!

– Обалдел! Двадцать рублей! Как скоплю, отдам…

– Уф… Умеешь ты испугать человека. Отдашь. Не вопрос. Три раза, говоришь?

– Да. Главное, я…

– Понял. В выигрыше был. Еще кто проигрался?

– Да почти все проигрались. Цветочек только всегда в плюсе.

– Сам ему отдам. Где катран устроили?

Что-то измена меня душит за Цветочка. Раньше он пытался младших уму-разуму учить, но его одернули. Врал, что у него брат сидит, за то получил кликуху Подснежник. Еле-еле сменил на Цветочек. Гнилой он, надо сходить посмотреть. Тем более катран разместили в клубе. Пошли втроем.

Цветочек сидит за столом, банкует. Меня увидел, орет:

– Какие люди! И без конвоя! Садись сюда, стиры покатаем!

– Я вообще за Серого монету принес. Но раз зовешь…

Беру со стола колоду. Новая, только из пачки, не игранная пока. Но что-то давит. Плотно сбитая колода, однако есть мелкие неровности по обрезу. Тяну выступ. Туз червей. Кидаю, тяну еще. Туз бубён. Еще. Туз треф. Еще. Туз виней. Спрашиваю:

– Под очко точили? Голые быки идут на сдаче. Не сяду. Коцаным штосом играть не умею.

Пацаны то на меня, то на тузы смотрят круглыми глазами. Цветочек быстро собрался с мыслями:

– Что ты гонишь! Нормальная колода! Только достали из пачки.

– Тебе нормальная, ты играй. Мне предложили, я отказался. Почему колода на очко заточена? Не ко мне. Хочешь разобраться? Позови кого-нибудь. Да хоть дядю Гришу. Он сам говорил, что каталой ходил. Ко мне какие претензии? Играть не сел? А что, обязан?

Пацаны уже просекли тему. Дураков нет. Санёк Быстрик, он тоже за столом сидит, взял дело в свои руки.

– Лёха, никаких вопросов! Иди домой, мы тут сами порешаем, – и так ласково, по-доброму, проникновенно на Цветочка смотрит.

Тот понимает, куда дело клонится. Может, и сбежал бы, да кто его отпустит.

– Димон, мухой за дядей Гришей. Карапуз – к Пушкину. Скажи, перетереть надо.

13–17.11.1972

После каникул в классе стало меньше на одну девочку. Семья Лианы срочно переехала. Как говорили в поселке, в Питер к главе семейства. У него совсем плохо с ногой, вот он и договорился о переводе своих. Немного грусти есть, столько уроков за одной партой отсидели. Встретимся ли мы когда-нибудь, никто сказать не может. Тем паче меня гложут некие подозрения по поводу ее отца.

Жанка держала меня в курсе девчачьих сплетен. Кате мигом доложили про песни на днюхе и что Ириска липла ко мне. Теперь она не знает, как поступить. Опять же стала сомневаться, вернусь ли я к ней вообще. Подружки ее жалеют, но и осуждают за то, что поспешно стала гнуть свою линию. Мальчишки ничего не понимают, поэтому надо с ними действовать более дипломатично. Большая часть девиц за Катькиной спиной еще и злорадствует.

В школе по автоделу, оно у мальчиков вместо труда, принимали зачет по билетам ПДД. Я ответил на «отлично». Мне автодело важно и актуально в свете получения прав на мотоцикл, а потом еще и на машину. В декабре мне исполняется шестнадцать лет, хоть поездить до мая не удастся, но получить документ хочется. Осталось всего два зачета, и желание осуществится, мне обещали.

Цветочек, ныне опять Подснежник, отделался легким испугом и слегка набитой мордой. Дядя Гриша подтвердил, что колода точёная, да еще и с крапом. Причем сбита очень грубо, только для таких сявок, как пионэры, и годится. Пушкин пошел поговорить с родителями шулера.

Главой семьи оказалась мать, но смысл разговора не поменялся. Никто в семье не сидит, не сидел, и ей очень хочется, чтобы так оно оставалось. Выигранные деньги родители вернули. Обещали воспитывать ребенка, но он у них совсем от рук отбился.

Ко мне Пушкин пришел посоветоваться. Что тут скажешь? Убить? Побить? Оно кому-то надо – из-за Подснежника идти на малолетку? Решили считать мухлёвщиком и ни в какие дела не брать. Пусть живет один, как хочет. С Подснежником в классе отказались сидеть даже девочки. Дальше жизнь покажет.

В четверг начальник вошел в студию с сумкой и, как я сразу почуял, не просто поболтать. Он запер дверь и начал разговор:

– Лёша, я с понедельника в отпуск иду. Семь лет не был, возьму разом и отдохну.

Я слегка прибалдел. Отпуск зимою нет интереса брать. Семь лет с учётом северных? Его полгода не будет? Чего-то я не понимаю… Впрочем, раз пришел, сам расскажет.

– Свои вещи из фотолаборатории забери.

– Понял. Заберу.