Начало пути

Назавтра новые хлопоты. В прошлый раз я разведал, где находятся сберкассы с вкладами Чалдона. Теперь Милютов пойдет их закрывать. Деньги брать не буду, наоборот, при возможности добавлю для округления суммы. Аккредитив – наше всё. Процент по вкладам маленький, по меркам XXI века два процента – смешные деньги. Однако тридцать девять тысяч рублей на счетах превратились в сорок на аккредитивах. Но почти весь день на стояние в очередях четырех сберкасс я угробил, еле успел на встречу с Алёнкой.

Их опять поселили в интернате, но мне там показываться категорически запрещено. Потому мы договорились встретиться у кинотеатра «Камчатка». Да, там же, где встречался с Сонькой… Питер знаю плоховато, потому и выбрал знакомое место. Сходили в кино, поцеловались немножко, проводил ее обратно до интерната. Договорились, что завтра встретимся в обед.

До встречи я по традиции зашел к спекулянту в фотоателье. Тот встретил меня как родного и сразу достал Nikon F2. Я ему говорю:

– Этот аппарат уже видел месяц назад. Почему он еще не продан? Что с ним не так?

– Цена не такая. Хозяин вот-вот в плавание уйдёт, а вещью никто не интересуется. Три раза цену скидывали, не берут, и всё. Дешевле не бывает.

– Крутишь. Задешево ты сам бы купил и летом на материк бы отвез.

– Да?! А у кого на материке деньги есть? Наши хоть для понтов покупают, а там… – продавец горестно махнул рукой. – Ты думаешь, мореманы всё в магазине берут? Нет! У местных блатных. Те нашим – ворованный шмот, а морячки что могут в обмен дают. Хочешь, приходи завтра, сам с хозяином поговоришь.

Договорился завтра вернуться и побежал к Алёне. Мужик я или нет? Хочу свою девочку чуток приодеть.

Покормил в кафе, затем завел в «Альбатрос». Магазин для моряков, торгует только за боны, потому всех туда не пускают. Но нахальство – второе счастье. Предъявляю на входе книжку бон и, пока не спросили книжку моряка, громогласно заявляю: «Она со мной!» Быстро вталкиваю девчонку в магазин. У подружки душевное смятение, пока не пришла в себя, подвожу к отделу, где торгуют женскими вещами.

За прилавком стоит женщина-гора. Про таких говорят: «Одной сиськой двоих убьет». Белый шелковый халат. Волосы уложены кудрявой копной. На лице полнейшее отрешение от всех земных дел. Тело застыло в подобии мраморной статуи. Привлекаю к себе внимание:

– Извините. Скажите, пожалуйста, вас можно попросить?

Брезгливая гримаса «отрывают тут всякие от дел». Взгляд гиганта на пигмея.

– Чего надо?

– Вы не могли бы помочь моряку одеть его девушку? Я в женских вещах ничего не понимаю, а она стесняется.

Взгляд потеплел. На пару градусов, не больше.

– Эту, что ли? – Тяжёлый взгляд рентгеном прошелся по Алёнке. – Сколько бон есть?

– Двадцать пять рублей.

Предъявляю неначатую книжку. Она изымается, и следует команда растерянной девочке:

– Иди сюда! – и мне: – Пойди погуляй пока.

– Алёнка, побудь здесь. Я сейчас тебе шоколадку куплю.

Уйти не удалось. Был остановлен командным рыком:

– Еще боны есть?

– Немного. Вот!

Показываю сильно прореженную книжку, оставшуюся с прошлого раза. Она также изымается у меня из рук. Причём Алёне поясняется:

– Нечего их баловать. Тебе шоколадку, себе пива и бутылку. Обойдется. Самой найдется чего купить.

Быстро пролистываются обе книжки, и следует трубный клич:

– Катюша! Пробей пацану тридцать восемь двадцать.

Отношу в кассу возвращенные книжки, возвращаюсь с чеком. Тут же меня отгоняют, чтобы не мешался. Смотрю другие витрины, и иногда до меня доносятся отзвуки житейской мудрости: «Белый, черный и телесного цвета обязательно… Неделька – это не носить неделю, а менять каждый день… Все мужики козлы, а ты овца. Если порвет своими лапами, ничего не скажешь. Потому бери…» Долго гулял по магазину, пока наконец подозвали.

Алёнка уже стоит в новой женской куртке-аляске. Шапочка другая, и полусапожки тоже. Ее старые вещи завернуты в плотную бумагу и перевязаны шпагатом. Два фирменных синих пакета с корабликом у девочки в руках. Женщина-гора выдает мне, как орден, красно-белую коробочку с надписью «KOHINOOR» с наказом: «Все сразу не трать!» – и вновь замирает статуей.

Выходим из магазина, девочка сразу спрашивает: – Чего она тебе дала?

Как ей объяснить, что это не карандаши?

– Понимаешь… Такая вещь для мужчин…

Не успеваю договорить, как тонкая ручка изымает коробочку из моего кармана. Алёна сразу поняла, что лежит в коробке, и чуть не плача заявила:

– Я не такая! Я за тряпки не продаюсь!

Чувствую, надо срочно принимать меры. Обнимаю, целую, шепчу:

– Я ничего такого не просил, продавщица сама мне дала. А ты слишком дешево себя ценишь. Ты у меня вообще бесценна. Губки бантиком, бровки домиком, глазки – два синих озерца. Как такую красоту можно оценить?!

Девушка чуть успокоилась, но заявляет:

– Ты и другой будешь так же говорить!

В интернете была куча заготовок на любую тему, есть и на эту:

– Конечно, буду! Ведь она тоже будет самой красивой на свете. У нее будут твои глаза, а еще она будет звать тебя мамой.

Глупышка пискнула:

– Ну что ты такое мелешь?! Тебе не стыдно?!