Начало пути

Спустя три дня мы с Гертом достигли точки сбора на границе Долины Теней. Больше месяца прошло с тех пор, как я покинул Даромир. Королевский легион должен быть уже на подходе. Мы разбили лагерь под холмом в рощице молодых дубов. Герт добывал пропитание — ловил куропаток, ставя на них силки из конского волоса, нарезанного из хвостов лошадей. Я продолжал однодневные разведвылазки по ближайшим окрестностям, готовя почву для вторжения армии в земли кочевников, дабы избежать возможных сюрпризов со стороны врага.

Повсюду я находил недавно брошенные опустевшие поселения — кочевники массово покидали стойбища. Часто приходилось наблюдать на горизонте их длинные вереницы, тянувшиеся в сторону базового лагеря. С каждым днем враг набирал силу.

Меня уже начинали одолевать сомнения по поводу правильности моего плана вторжения. Биться в родной стороне всегда легче. Земля дает силы, питая праведный гнев. Боевой дух захватчиков всегда слабее, и нуждается в постоянной подпитке и мощной мотивации. Если захватчик не фанатик. Взрастить фанатиков у меня нет времени, научились бы не ронять меч, и то сносно.

Особенно меня волновало мое место в этой войне, которая незаметно стала моей. И назад пути нет… Возможно, все мое прошлое существование было лишь подготовительной стадией к чему-то большему. Вспомнились слова Солта: «Ты избранный». Может и так, но разве этого я хотел, к этому стремился? Почему я?.. Хотя нет, лучше спрошу по-другому: кто, если не я?.. А кто я?… Черное становится белым, а я черным… Или я всегда был монстром? Кто есть монстр? Существо отличное от других… пугающее и отвратительное… А если отвратная тварь — надежда на спасение? Тогда уже это не монстр, а миссия… А кто спасет мою душу? А тело, пока оно совсем не поросло звериной шкурой, клыками, яростью и злобой?..

Лишь человек обладает традицией, памятью, высшими эмоциями, способностью думать, утверждать, отрицать, считать, планировать, рисовать, фантазировать. Только он может знать о своей смертности, любить в подлинном смысле этого слова, лгать, обещать, удивляться, молиться, грустить, презирать, быть надменным, зазнаваться, плакать и смеяться, обладать юмором, быть ироничным, играть роль, познавать, опредмечивать свои замыслы и идеи, воспроизводить существующее и создавать нечто новое.

А зверю это неведомо… Но я это тоже чувствую… Хотя и утратил образ и «подобие божье». Дьявол зовет меня, сея в душе ложь и хаос. Но неужели «нужно» меня искушать? Оказывается, да. Человек двойственен по своей природе, он объединяет в себе смертную и бессмертную, тварную и божественную, темную и светлую стороны. Эти две природы антагонистичны и всегда борются между собой. Благодаря усилиям человека божественное в нем должно в итоге победить — такова эволюционная задача. Но человек не решает проблему, пока не увидит ее. Кто-то ему эту проблему должен показать, чтобы он сам наконец-то ее увидел и смог преодолеть. Для этого и нужны искушения… Как побороть это?.. Говорят, что добро всегда побеждает, но это неправда… Да и в бога я не верю… Верил в себя… А сейчас — не знаю…

* * *

Отблески вечернего костра дарили пьянящий запах жареного мяса. Гроздья куропаток, нанизанные на вертел, шипели и шкварчали. Капельки жира орошали пламя, ударялись о белесые угли, вспыхивая маленькими бенгальскими огоньками.

Я достал припасенную бутыль рома и наполнил деревянные кружки, выструганные Гертом из луба осины.

— Ого, что за праздник? — оживился Герт.

— Хороший сегодня вечер… тихий, — я залпом осушил кружку.

Герт, следуя моему примеру, хлебнул сразу несколько глотков и, поперхнувшись, закашлял.

— Не дыши, когда пьешь, — хлопнул я его по спине. — Тебе-то папка с мамкой пить дозволяют?

— Нету у меня никого, ты мне щас и папка и мамка… — Герт вздохнул. — Один я рос, за хлеб и кров у трактирщика в помощниках все детство отбегал…

— А родители где?

— А бес их знает… Брошенный я.

Герт отхлебнул рому и, глядя на языки потрескивающего костра, задумчиво проговорил:

— Не знаю, хотел бы я их сейчас увидеть?..

Помолчав, Герт вдруг запел. Его голос лился, словно серебристый ручеек, лаская слух, завораживая и успокаивая одновременно. Я с удивлением на него уставился, слушая старинную песню: