В блиндаже кричали и топали финны. Ждать, когда они выскочат? Романцов метнулся к дверям, пнул их ногою, швырнул противотанковую гранату в толпу оцепеневших при его появлении финских солдат. Страшная судорога взрыва вздыбила блиндаж. Романцова оглушило, засыпало глиной, обломок бревна ударил по плечу. Он упал. Он бы не поднялся и погиб, но Тимур оттащил его в траншею. Бормоча какие-то слова, он помог Романцову выбраться на бруствер.
Финские пулеметы гремели. Шквал трассирующих пуль, завывая, мчался над лощиной, над бушующим ручьем. Бегущий Романцов чувствовал, что горячий воздух бурлил над его головою. Однако в лощину пули не падали. Романцов не ошибся. Финские пулеметы кинжального действия не простреливали овраг.
Он нашел Клочкова на берегу.
Стоя на коленях, Клочков черпал пилоткой и швырял холодную воду в лицо финна.
— К-как мы его пе-перетащим? — спросил он, заикаясь от злости. Он в кровь искусал губы, но ничего не мог придумать.
— Умер? — воскликнул Романцов.
— Дышит! Как боров толстый. А ведь в воду его не потащишь. Утонет! Или волна захлестнет!
С минуту Романцов бесновался. Он не думал раньше о том, как перетащит пленного через ручей. Он наивно предполагал, что финн сам войдет в стремнину и, держась за веревку, переплывет на наш берег. Все пропало!
В это время он услышал сиплый голос Молибога, Тот, ползая на четвереньках по противоположному берегу, кричал:
— К бревну привяжите! К бревну!
Грохот пулеметов, оглушительные раскаты взрывов финских мин на гребне лощины заглушали его слова. А громко кричать Молибога не осмеливался. Он хрипел, давился словами, фырчал:
— Бревно эвон где… Привяжите, товарищ сержант, и плывите! Одна минута! Захлебнется. — откачаем! Бревно…
Неизвестно, как понял его Романцов, Он так устал, что держался на ногах лишь неслыханным напряжением волн. Взявшись за бревно, он почувствовал, что сейчас упадет.
К нему подбежали Клочков и Тимур…
Ротный писарь с благоговейным лицом подул на перо, осторожно обмакнул его в чернила и вывел крупными буквами в наградном листе:
— Романцов, Сергей Сергеевич.
— Ну, вот и отличился Романцов, — сказал Шостак старшему лейтенанту Лаврецкому.
— Награды есть? — внезапно спросил писарь.
Романцов глубоко вобрал воздух в легкие. Словно вновь надо было броситься в черную воду ручья и плыть к вражескому берегу.
— Да! — горячо и быстро сказал он. — Два ордена «Красная Звезда» и медаль «За отвагу».
Писарь с изумлением взглянул на него.
Романцов перевел дыхание.
— Подожди, — медленно произнес Шостак и зачем-то взял писаря за кисть руки. — Пойдем, Романцов!
Долго они сидели в лесу. Слушая сбивчивое бормотание Романцова, его оправдания, его лепет, капитан устало думал:
«Мальчик! Умный, смелый, а все же мальчик… Как отучить его от одиночества? От привычки таить боль в себе? Если бы у него был друг… А сейчас он преувеличил свою вину. Впрочем, этим он и дорог мне».
Бросив окурок, он тотчас закурил другую папиросу.
— Товарищ капитан, — боязливо сказал Романцов, — а если на миг вообразить, что Курослепов жив, — он простил бы меня? Теперь простил бы?
— Я думаю, он давно простил бы тебя.
5. В ЗДАНИИ ГИДРОГРАФИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА
«Дорогие мамочка, папочка и Лена! Сообщаю, что я жив и здоров, чего и вам желаю. В моей фронтовой жизни произошла крупная перемена. Вы помните, как я всегда хотел быть военным и, несмотря на возражения папы, собирался поступить в артиллерийское училище. Так вот, сбылась мечта моя! Меня направили на фронтовые курсы младших лейтенантов.
Наши курсы находятся на окраине города, в здании бывшего Гидрографического института. Новый, отлично построенный дом. Я попал в стрелковую роту. В общежитии — восемь коек. Обстановка и питание не оставляют желать лучшего. Учимся мы двенадцать часов в день: десять — занятия и два часа — самоподготовка. Начали с «азов», и мне пока учиться легко.
Вот, пожалуй, и все мои первые впечатлении. У нас здесь на окраине тихо. Но город подвергается непрерывным обстрелам. Гибнут мирные люди: старики, женщины, дети. Но в городе работают два театра — Большой драматический имени А. М. Горького и Музкомедия. Круглые сутки горит электричество, действует водопровод, заводы непрерывно увеличивают выпуск оружия. Перелом во всем: и в ходе военных действий, и в жизни города, с которым уже давно связана моя судьба.
О таком городе надо говорить какими-то особенными словами. Я не умею.
Целую вас, мои дорогие, еще раз желаю здоровья и бодрости!
Ваш сын и брат С. Романцов».
Июньский день неуловимо переходил в белую Ночь. Время остановилось. Зыбкий, тревожащий сердце, полусвет окутал недостроенные дома Охты и набережную Невы. Где-то на западе клубилось, вспухало зарево. Но, может быть, это был закат?
После занятий курсанты гуляли по набережной, швыряли камешки в воду, беседовали. Часто они со свойственной юношам страстью спорили, обижались друг на друга, а затем быстро мирились.