Читаем Начало пути полностью

В блиндаже кричали и топали финны. Ждать, когда они выскочат? Романцов метнулся к дверям, пнул их ногою, швырнул противотанковую гранату в толпу оцепеневших при его появлении финских солдат. Страшная судорога взрыва вздыбила блиндаж. Романцова оглушило, засыпало глиной, обломок бревна ударил по плечу. Он упал. Он бы не поднялся и погиб, но Тимур оттащил его в траншею. Бормоча какие-то слова, он помог Романцову выбраться на бруствер.

Финские пулеметы гремели. Шквал трассирующих пуль, завывая, мчался над лощиной, над бушующим ручьем. Бегущий Романцов чувствовал, что горячий воздух бурлил над его головою. Однако в лощину пули не падали. Романцов не ошибся. Финские пулеметы кинжального действия не простреливали овраг.

Он нашел Клочкова на берегу.

Стоя на коленях, Клочков черпал пилоткой и швырял холодную воду в лицо финна.

— К-как мы его пе-перетащим? — спросил он, заикаясь от злости. Он в кровь искусал губы, но ничего не мог придумать.

— Умер? — воскликнул Романцов.

— Дышит! Как боров толстый. А ведь в воду его не потащишь. Утонет! Или волна захлестнет!



С минуту Романцов бесновался. Он не думал раньше о том, как перетащит пленного через ручей. Он наивно предполагал, что финн сам войдет в стремнину и, держась за веревку, переплывет на наш берег. Все пропало!

В это время он услышал сиплый голос Молибога, Тот, ползая на четвереньках по противоположному берегу, кричал:

— К бревну привяжите! К бревну!

Грохот пулеметов, оглушительные раскаты взрывов финских мин на гребне лощины заглушали его слова. А громко кричать Молибога не осмеливался. Он хрипел, давился словами, фырчал:

— Бревно эвон где… Привяжите, товарищ сержант, и плывите! Одна минута! Захлебнется. — откачаем! Бревно…

Неизвестно, как понял его Романцов, Он так устал, что держался на ногах лишь неслыханным напряжением волн. Взявшись за бревно, он почувствовал, что сейчас упадет.

К нему подбежали Клочков и Тимур…

* * *

Ротный писарь с благоговейным лицом подул на перо, осторожно обмакнул его в чернила и вывел крупными буквами в наградном листе:

— Романцов, Сергей Сергеевич.

— Ну, вот и отличился Романцов, — сказал Шостак старшему лейтенанту Лаврецкому.

— Награды есть? — внезапно спросил писарь.

Романцов глубоко вобрал воздух в легкие. Словно вновь надо было броситься в черную воду ручья и плыть к вражескому берегу.

— Да! — горячо и быстро сказал он. — Два ордена «Красная Звезда» и медаль «За отвагу».

Писарь с изумлением взглянул на него.

Романцов перевел дыхание.

— Подожди, — медленно произнес Шостак и зачем-то взял писаря за кисть руки. — Пойдем, Романцов!

Долго они сидели в лесу. Слушая сбивчивое бормотание Романцова, его оправдания, его лепет, капитан устало думал:

«Мальчик! Умный, смелый, а все же мальчик… Как отучить его от одиночества? От привычки таить боль в себе? Если бы у него был друг… А сейчас он преувеличил свою вину. Впрочем, этим он и дорог мне».

Бросив окурок, он тотчас закурил другую папиросу.

— Товарищ капитан, — боязливо сказал Романцов, — а если на миг вообразить, что Курослепов жив, — он простил бы меня? Теперь простил бы?

— Я думаю, он давно простил бы тебя.

5. В ЗДАНИИ ГИДРОГРАФИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА

Гор. Васильсурск,

Горьковской области,

Сергею Ивановичу Романцову.

«Дорогие мамочка, папочка и Лена! Сообщаю, что я жив и здоров, чего и вам желаю. В моей фронтовой жизни произошла крупная перемена. Вы помните, как я всегда хотел быть военным и, несмотря на возражения папы, собирался поступить в артиллерийское училище. Так вот, сбылась мечта моя! Меня направили на фронтовые курсы младших лейтенантов.

Наши курсы находятся на окраине города, в здании бывшего Гидрографического института. Новый, отлично построенный дом. Я попал в стрелковую роту. В общежитии — восемь коек. Обстановка и питание не оставляют желать лучшего. Учимся мы двенадцать часов в день: десять — занятия и два часа — самоподготовка. Начали с «азов», и мне пока учиться легко.

Вот, пожалуй, и все мои первые впечатлении. У нас здесь на окраине тихо. Но город подвергается непрерывным обстрелам. Гибнут мирные люди: старики, женщины, дети. Но в городе работают два театра — Большой драматический имени А. М. Горького и Музкомедия. Круглые сутки горит электричество, действует водопровод, заводы непрерывно увеличивают выпуск оружия. Перелом во всем: и в ходе военных действий, и в жизни города, с которым уже давно связана моя судьба.

О таком городе надо говорить какими-то особенными словами. Я не умею.

Целую вас, мои дорогие, еще раз желаю здоровья и бодрости!

Ваш сын и брат С. Романцов».

* * *

Июньский день неуловимо переходил в белую Ночь. Время остановилось. Зыбкий, тревожащий сердце, полусвет окутал недостроенные дома Охты и набережную Невы. Где-то на западе клубилось, вспухало зарево. Но, может быть, это был закат?

После занятий курсанты гуляли по набережной, швыряли камешки в воду, беседовали. Часто они со свойственной юношам страстью спорили, обижались друг на друга, а затем быстро мирились.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги