- Твоё геройство, аниран, не поможет спасти моего мужа. Даже если он ещё жив, это ненадолго, - обречённо сказала она и без сил опустилась на скамеечку, оставшись без поддержки управителя.
- Почему? В чём дело? - не на шутку испугался я.
- Указ за печатью принца. В нём сказано, что примо Фелимид подозревается в сокрытии беглого душегуба в своём имении, а так же к причастности к убийству эстарха Эолата. Дознание будет проведено силами воинов храма под покровительством первосвященника - святого отца Эокаста. Это значит, мой муж уже в его руках. Возможно, его уже пытают огнём. Или раскалённое железо прижи...
Я вскочил:
- Рэнэ-э-э! Лошадь быстро!... Никто никого не будет пытать! Пусть только попробуют!
Мириам предостерегающе вскинула руку.
- Это уже неважно, аниран. Неужели ты не понимаешь? Что бы не произошло с моим мужем, они вернутся. Вернутся и проверят всё тщательнее. И, может быть, будут настолько усердно искать, что в винном погребе не останется ни единой бочки. Они будут искать, пока тебя не найдут. Потому что они ищут не беглого душегуба, а анирана. Анирана, который нужен церкви лишь как мёртвый символ...
Я так и сел на задницу. Буквально. Опустился на полуразрушенный диванчик, отворил варежку и, выпучив глаза, смотрел на женщину. Но моё состояние её лишь позабавило. Она даже позволила себе улыбнуться.
- Меня зовут Мириам, - с лёгкой улыбкой она склонила голову.
- Я знаю, - прошамкал я. - А я - Иван.
- Прости, что не запомнила твоего имени ранее. Я думала, ты всего лишь один из знакомцев мужа, которые иногда у нас гостят. Тогда я не знала кто ты такой...
- Твои слова, - перебил я. - Твои слова про мёртвый символ. О чём они? Ты что-то знаешь о аниранах? О аниранах и их связью с церковью? Ты же...
- Женщина? - переспросила она. - Просто женщина? Да, женщина... Но совсем непростая. Как и мой муж, я родом из столицы - из Обертона. Я - единственная законная дочь святого отца Эоанита, обладателя церковной тиары Астризии и первосвященника храма Смирения в Обертоне! - в её голосе опять прорезались нотки той самой ледяной холодности. - Я дочь человека, который равен могуществом самому королю Анфудану Третьему. А может, могущественнее его. И я достаточно много знаю о том, почему церковь считает аниранов опасными.
Опять сама по себе щёлкнула моя челюсть. Никогда бы не признал в этой невзрачной с виду брюнетке столь важную особу. Нет, я видел, конечно, как надменно она себя ведёт со слугами, как отдаёт указания. Но с Фелимидом она была тише воды ниже травы. Он даже относился к ней с некой брезгливостью, как мне показалось. А он сам кто? Неужели незаконнорожденный сын короля?
- Я не понимаю, - пробормотал я. - Как тогда они посмели?... Они же тоже должны знать кто ты такая... Я видел, как тебя бросили на землю храмовники. Командир их...
- Все знают, что я - отверженная. Мой отец не желает обо мне слышать. Он ненавидит меня... Когда великая хворь поразила наш мир и он осознал, что произошло, то пришёл в ярость. Он злился на меня за то, что я... Что я... Что я не оправдала его надежд. Он отрёкся от меня. Отрёкся, но терпел. Терпел до тех пор, пока две зимы назад на заставил короля прогнать нас из столицы. Здесь, в Равенфире, мы обречены доживать свой век. Подальше от глаз моего отца, который сказал на прощанье, что надеется никогда меня больше не увидеть... Здесь к нам нет никакого почтения, аниран. Храмовники презирают, а представители знати уже не раз ложили на стол принца указ для печати с просьбой лишить нас репутации "примо". Но я всё ещё хорошо помню, как в далёком детстве мы играли вместе. А Тревин помнит меня. Эта старая связь помогает нам держаться подальше от храма... Помогала... Сегодня я поняла, что всё закончилось. Печать поставил сам Тревин. А значит, он больше не желает вспоминать обо мне. И моего мужа теперь ничто не спасёт...
- Я спасу! - горячо возразил я. - Я сейчас же пойду к этому вашему Тревину и сам себя продемонстрирую.
- Но я же сказала, аниран, что и тебе спасения не видать.
- Пусть попробуют...
- Они не только попробуют. Они ни перед чем не остановятся, лишь бы водрузить голову анирана на кол, разослать его мощи во все концы страны и во всеуслышание заявить, что он пожертвовал жизнью во славу Фласэза милосердного и во славу смирения.
- Я ничего не понимаю, - растерянно замотал головой я. - Зачем им это? Какой смысл? И ты-то откуда об этом знаешь?