Начало пути

Эдингер, второй после Это, не боялся высказывать свое мнение Повелителю, давать советы и осуждать некоторые его поступки. Это он пытался отговорить его от похищения молодого ашурта. Но Таамир его проигнорировал, и в результате единственный за все столетия жизни друг сейчас больше похож на растение, чем на гордого властелина неба. И виноват в этом все тот же чертов ашурт. А, если честно, то он сам, не послушавшийся дружеского совета. Но Повелитель ничего тогда не мог с собой поделать, слишком уж обаятельной была улыбка маленького огненного демона, слишком соблазнительной и легкой казалась добыча. А теперь у него ничего нет, ни любви, ни друга.

Сидящий за столом Таамир хмуро смотрел, как Эдингер неподвижно стоит у окна, глядя в пространство отсутствующим взглядом. Он мог замирать так на целый день, и его приходилось силой кормить и укладывать спать. Крики, уговоры, разговоры, увеселения, пощечины не помогали, друг ничего не видел и не слышал, находясь в собственном мире снов и теней.

Уже изрядно выпивший Таамир хотел налить себе еще вина, но тоненькая струйка вина быстро кончилась. Он, нахмурив лоб, недоуменно посмотрел на бутылку, снова перевернул ее и потряс. В бокал упало несколько рубиновых капель, потом еще одна, пустив по поверхности жидкости мелкую частую рябь. Дракон укоризненно посмотрел на пустую емкость. Так его обмануть! А еще притворялась полной. Все вы такие. Все обманываете! И этот мальчишка — йёвалли, и ашурт, бросивший его, и друг, который совсем не друг. Стало очень жалко себя, такого одинокого и всеми забытого.

Повелитель, поставил бутылку на колено, подпер подбородок рукой и грустными глазами посмотрел на полупустой бокал. Но тот вдруг резво скакнул в сторону, скатерть неожиданно выдернулась из-под руки, посуда со звоном и грохотом полетела на пол. Опирающийся локтем на стол Таамир еле удержал равновесие и, подняв пустую бутылку, из-под вытянутой вверх руки ошалело уставился на осколки и остатки закуски, рассыпавшиеся по дорогому ковру. Скатерть неряшливым комом с силой упала обратно. Дракон осторожно поставил бутылку и встретился с полным боли взглядом Эдингера, который, тяжело дыша, опирался на край стола и исподлобья смотрел на Таамира.

— Я не хотел, — с тоской произнес он и вдруг с отчаянием страшно закричал, ударив по столешнице кулаками, — Я не знал!

Эдингер уронил голову на руки, обхватил ее и сполз на пол. Скатерть соскользнула следом, мелькнув напоследок белым хвостом тончайшей кисеи. Повелитель, тяжело вздохнув, поднялся и, стараясь ступать твердо, обошел стол по кругу, на всякий случай, придерживаясь за край. Друг сидел, запустив руки во взлохмаченные волосы и зажмурив глаза, по его впалым щекам катились слезы. Он раскачивался из стороны в сторону и без конца повторял "Я не знал! Я не знал!". Таамир ногой отбросил скатерть в сторону, чуть не упал и, покачнувшись, практически упал рядом на колени. Притянул Эдингера за голову к себе и, обхватив двумя руками, крепко стиснул.

— Что ты воешь, как девица при потере девственности? — усмехнулся он, — Теперь знаешь. Можно и успокоиться.

— Он сказал, что ничего ей не сделает! — с тоской прошептал Эдингер, — Но я не знал.

— Да что ты там такого не знал? — начал раздражаться Таамир.

— Он… разделал, как… как мясник! — простонал друг.

Таамир поморщился. Он, наконец, понял, о каком воспоминании говорил Сантилли. Подумаешь, наложницу убили. Не велика потеря. Вон их сколько, доступных и похотливых. Но вслух говорить не стал.

— Я столько лет искал такую, как она. Всю жизнь! — закричал друг, вырываясь, — Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь! Я люблю ее до сих пор!

Он оттолкнул Таамира, и тот, не удержавшись и взмахнув руками, неуклюже завалился на спину.

— Прекрати бабскую истерику! — заорал он, пытаясь подняться.

Над ним мелькнули ножки стола, раздался грохот, по полу забренчала бутылка, потом ковер рывком удалился, стены повернулась, приняв привычное положение, и Повелитель оказался стоящим на полу. Ноги, не ожидавшие такой радикальной смены положения, не успели приспособиться и подогнулись, потянув хозяина в сторону. Он не упал только потому, что Эдингер держал его за камзол. Если бы он еще и не тряс Таамира, тогда бы и голова не моталась, как у куклы, и комната бы не плясала перед глазами.

— Ты ничего не понимаешь! Ты ничего не понимаешь! — продолжал кричать друг и вдруг перешел на жуткий хриплый шепот, пустивший по спине Повелителя мурашки, — Там кровь везде, на стенах, на полу, на шторах, на кровати. Везде. И капает, капает, — Эдингер застонал и, глядя прямо в глаза Таамира, с мукой в голосе проговорил, постепенно повышая голос, — А она приходит и смотрит на меня. И смотрит, и смотрит, и смотрит! Я не могу так больше!

Повелитель кое-как зафиксировал себя, схватившись за руки товарища, и отвесил ему пощечину.

— Все? — по возможности ледяным тоном спросил он, часто дышащего дракона, — Стол верни на место.