Начало пути (СИ)

Радован в какой-то книге в свое время вычитал цитату одного из военачальников нацистской Германии, который утверждал, что есть четыре типа офицеров. Первый - глупые и ленивые - эти никому не навредят. Второй - трудолюбивые и умные, из которых получаются отличные штабные офицеры, от внимания которых не ускользнут малейшие детали. Третий - трудолюбивые и глупые, представляющие собой угрозу - их следует сразу уволить, чтобы не нагружали подчиненных совершенно ненужной работой. Наконец, есть умные и ленивые, подходящие для ответственных должностей.

Но высокое начальство в лице военного министра, своим приказом присвоившего Вексельману звание полковника и доверившего ему командование полком, увольнять такого офицера не торопилось, и считало, что роль придурка-заместителя Вексельман уже перерос, и вполне способен самостоятельно руководить боевым подразделением.

Ситуацию усугубляло еще и то, что полк, в котором служили Радован и Василий, был сформирован сплошь из рекрутов-призывников, а единственными опытными солдатами были контрактники, уже отслужившие в других частях трехгодичный срок и распределенные в новообразованный полк на должности ефрейторов, сержантов и старшин. Вместе с тем, поговаривали, что в ближайшие месяцы полк должны перебросить к восточной границе, где правительством якобы затевались какие-то военные действия против Архангельского княжества.

Оторвавшись от невеселых раздумий, Радован протянул руку к тумбочке, нащупал не глядя упаковку с пластырем и молча швырнул ее на койку Васьки. Тот промурлыкал какую-то благодарность и вылез из-под одеяла, намереваясь заклеить покрасневшие ноги.

- Еще немного, и я буду как древняя мумия, весь в бинтах и пластыре, - неуклюже пошутил Васька, но его острота не вызвала у Радована даже полуулыбки. Казалось, он слишком измучен, чтобы выражать хоть какие-то эмоции.

- Не ты один, - единственное, что Радован выдавил из себя, хотя поддерживать разговор не имел ни малейшего желания.

Слушая, как Васька кряхтит, пытаясь облепить пластырем свои натруженные ступни, Радован молча созерцал солидных размеров комнату, освещаемую полной луной, льющей мягкий холодный свет на стены, койки и отдыхающих парней, помимо него и Васьки, еще тридцати восьми парней из их взвода.

На койке возле входа развалился высокий крепкий парень лет двадцати на вид, хотя Радован знал, что ему уже двадцать четыре года. Федор Скоробогатов, старший сержант и командир их отделения. Он тихо похрапывал, заложив руки под голову, покрытую коротким рыжеватым ежиком. Именно в такие моменты, когда командир спал, молодые бойцы могли немного расслабиться - в отделении понятие дисциплины как-то незаметно стало определяться командирским беспределом, и Федька, отмороженный на всю голову беспредельщик, да еще с сержантскими лычками на погонах, вместе со своими корешками-подлипалами, развлекался как хотел, унижая молоденьких рекрутов. По слухам, Федька до армии был обычным петроградским гопником, имевшим даже условное осуждение - то ли за мелкую кражу, то ли за уличную разборку, подробностей Радован не знал, да и не слишком ими интересовался, да и не очень в это верил - в последнее время криминальным элементам в армию путь был заказан, кроме разве что тотальной мобилизации, чего за все время существования Балтии как независимого государства не произошло ни разу. Радован же до того, как отправиться служить, собирал сведения о балтийских вооруженных силах, поэтому представление о требованиям к рекрутам и тем более младшему командному составу, безусловно, имел достаточное, и потому зерна от плевел отличать умел.

С Радованом и Васькой отношения у командира были напряженные после одного памятного случая, произошедшего несколько дней назад. Радован сразу обозначил, что если приказы Федьки как старшего по званию, он выполнять обязан, то на просьбы старших товарищей постирать им носки или подшить воротнички на гимнастерках он вестись не намерен, тогда как Васька и еще некоторые из их отделения, прогнувшись под психологическим давлением Скоробогатова и двух его дружбанов-отморозков, нередко бегали для них за сигаретами, убирали за них туалеты и даже не раз и не два писали родным, чтобы те почаще выслали для них посылки с презентами. Содержимое посылок, понятное дело, доставалось сержанту и его приятелям.

Поскольку у Радована на гражданке не было ни друзей, ни близких родственников, интереса для армейских рэкетиров он не представлял. Но, как известно, насилие зачастую не только и не столько средство добычи денег, но и способ самоутверждения, так что мелкие подколки, подначки и наезды федькиной компании время от времени задевали и Радована. Однажды, сменившись из наряда по столовой, он в прескверном настроении вернулся в казарму, где Федька, лучась идиотской улыбкой, спросил, как там его любовница по имени Васька изволит поживать.

Парень дал резкий и неосторожный ответ, назвав командира дебилом. И заодно поинтересовался, сколько бутирата употребляла мамаша Федьки во время беременности, раз у нее родился такой вот сынок-долбодятел.