Я не стал спорить, незачем. Тут только бы поддерживать разговор. Между тем, уже в этом году должен формироваться русский экспедиционный корпус. Будет подписан какой-то там акт, договор, с Англией и еще с кем-то. Только смерть русской императрицы, как и отвлечение России на войну на Кавказе, не позволят осуществиться острой фазе русского противостояния французской республике. Но после будет Суворов и Альпы.
Куракин не унимался еще долго. Потому, как только он пересел в другую карету, бывшую более теплой, я выдохнул и решил почитать. Скоро ко мне в карету придут сын и племянник князя и я должен провести урок. Куракин посчитал, что дорога — это не повод не учиться.
Однако, началась серьезная метель. Вдруг, пошел снег и необычайно сильный ветер метал снежинки, увеличивая сугробы прямо на глазах, если эти глаза получалось разлепить от снега. Наш поезд остановился.
Приоткрыв дверцу, мое лицо сразу же было залеплено снегом. Пришлось закрыться в карете и накинуть тулуп. Куракин и даже его дворецкий, который так же ехал в поместье, были в шубах. А мне только и выдали, что тулуп. Ну да ладно.
— Любезный, кони встали? Помочь чем? — выкрикнул я мужикам, которые суетились у кареты.
— Сяди, барин, тута переждать нужно! — отвечал мужик.
Но я не пожелал сидеть. Задница болела от такой поездки, а ноги затекли. Потому даже в такое ненастье я решил размяться. Куракин, как будто знал, что вот-вот начнется буря, потому пересел в карету, в которую были заряжена шестерка самых сильных лошадей. Вот они и уехали даже в такую погоду, а моя карета с четырьмя кониками, встала.
Я взял за уздцы одного из коней и, зарываясь в снег, отворачиваясь от летящего снега, понукал животное двигаться. Если просто стоять, можно зарыться и потом будет намного хуже продолжать движение. Еще придется потратить время, чтобы откопаться.
— Барин, а ты прям златоуст! — усмехнулся мужик, когда мы уже двигались, а буря чуть утихла.
Я не ответил. Что тут говорить? Когда тебе холодно, глаза закрыты и не можешь их открыть, а холод пробивает даже через тяжелый овчинный тулуп, не особо будешь контролировать свои слова. Так что, может так быть, я обогатил лексикон мужиков новыми производными, от уже знакомых слов.
В дальнейшем, до самой усадьбы, проблем не было. Если только не считать проблемой то, что, вдруг, закончились постоялые дворы. За Белгородом, до самой Белокураковки ночевали на хуторах и в деревнях. При этом две ночи я провел в карете из-за недостатка спальных мест. Продрог — не то слово. Если кто меня в те ночи слышал, что еще больше могли обогатить свой словарный запас.
Но все заканчивается, как и дорога к поместью. Самое интересное, что это — близко. Были альтернативы. Алексей Борисович мог уехать и в Надеждино, к брату Александру. Такое название имения мне нравилось, даже очень, но ехать на край Пензенской губернии… Чур меня. Там же еще холоднее. Еще князь имел земли под Саратовом. Так что Слобожанщина — отличный вариант.
Дворцов тут не было, а земли, завались. Сколько людей в имении, не понятно, но, скорее всего, не так, чтобы много. Хотя эти земли и заселялись даже до того, как Крым поменял свою гавань, говорить о многочисленности населения не приходится. А вот о том, что тут можно развернуться, создать отличное и прибыльное хозяйство, стоило бы подумать.
Это сколько же тратит Алексей Борисович, что не хватает доходов с такого множества имений? Хотя, это же дело не хитрое, тратить. Слышал, что люди говорили о стоимости некоторых княжьих нарядов. Потратить на одно платье тридцать пять, а то и сорок тысяч? Стоимость, как я узнал, фрегата? Силен мой покровитель позерствовать!
Странно было видеть тот дом, в котором предстояло жить князю Куракину, уж не знаю, куда меня определят. В будущем я бы мог даже сказать, что этот строение богатого человека, но здесь мне уже есть, с чем сравнивать. Для одной семьи дом, действительно, огромный. Здесь могли бы спокойно жить четыре, а то и пять семей, скромненько, но поместились бы. Вот только слуг у Алексея Борисовича, которых он забрал из Петербурга, было более двадцати. Да и местных, толи слуг, то ли каких приказчиков, хотя они тоже для князя слуги, было более десяти человек.
— Господин учитель, прошу вас последовать за мной! — все тот же строгий дворецкий повел меня в сторону от барского дома.
И все-таки я — халдей. Места в княжеском доме мне не нашлось. Хотя… так, наверное, лучше. Отдельный дом на две комнаты, кирпичный, не какая-то мазанка.
— Сударь, вам будут предоставлены десять свечей на три дня. Дважды в день будет приходить истопник. Завтрак, обед и ужин будут подавать, если его светлость не соизволит видеть вас за своим столом, — сказал дворецкий и ушел.
Ей Богу, будет возможность, сломаю ему руку, раздражает так, что нет сил. При этом, я понимаю, что он, своего рода, ретранслятор. Решает лишь князь а этот озвучивает решение. Но делает это так, будто он право имеет, а я червь.