Мы пили, потом… пили, у а дальше опять выпили. Расслабление не приходило. Только хотел спеть «Как упоительны в России вечера», собрался с остатками мыслей и не стал. Рвались наружу «Офицеры», так даже себе рот рукой закрыл. Не нужно здесь этого, вопросы лишние будут, а Тарасов-стукачек все расскажет князю.
Да, я обрабатываю Куракина, но и тот не теля, словно чует, что со мной что-то не так. В своем дневнике князь как-то написал, что не определился: черт я, или вовсе, Богом присланный. Уж слишком разнообразный и знающий оказываюсь. Кстати, эта запись заставила меня чуть уменьшить напор на Алексея Борисовича и скорректировать его.
Могло было быть и так, что князь окажется столь сильной личностью, что о каком-нибудь влиянии на него следует забыть. Но, нет. Я уже понимал, что он возьмет меня следом за собой, протащит по склону горы наверх. Именно я уже веду его переписку, чуточку, лишь малыми штрихами выстраиваю образ Алексея Борисовича, как деятельного и понимающего человека. Главное, что я деятельный и понимающий, спасибо мне, Михаилу Сперанскому за понимающего, ну и Михаилу Надеждину за деятельного. Хотя ситуации вариативны, все может изменяться в характеристиках, какая часть сознания за что именно отвечает.
— Ты скажи мне, учитель, — Осип был изрядно пьян, но, в отличие от меня уверенно держался на ногах. — За какую победу мы пьем?
— Так за все! Много их было, а будет еще больше! — отчал я.
— Дай-то Бог! — отозвался Тарасов.
— Ик! — философски заметил Северин.
Глава 9
Глава 9
Кобрин
20 мая 1795 года. (Интерлюдия)
— Пиши, Ванька! Мух не глотай! — требовал зычный, но лишь чуть старческий голос. — В походе войску быть асьми часов отдыху…
— А хватит ли восьми часов, ваше сиятельство? Тут же пока на постой станут, пока потрапезничают? — выражал сомнения Иоганн Фридрих Антинг, уже как полковник на службе…
А вот тут было не совсем понятно, точно ли художник и литератор был на военной службе у Ее Императорского Величества, или же являлся слугой другого человека. Доказательством того, что Антинг был на службе матушки-императрицы, являлся факт получения им жалования, как полковника. Впрочем, это было и главное доказательство, ну и единственное.
— Ты, Ванька, дурень! Все же подсчитано, при переходах есть дневной отдых. Да чего я тебе разъясняю? Твое дело скрипеть по бумаге,- в своей неизменной манере говорил нынче очень даже не последний помещик.
Поместье Кобринский ключ было выдано Александру Васильевичу Суворову матушкой-императрицей в начале этого года. Более семи тысяч душ! Очень существенно.
Но этого ли хотел Александр Васильевич за то, что он, по сути, польской кровью, залил ошибки молодого Валериана Зубова, брата любимого фаворита Екатерины Великой. Конечно, набирали вес тенденции, которые все равно привели бы к восстанию, но увеличение масштаба польского бунта было не без влияния скверных дел Валериана.
Красавец, может и самый красивый мужчина среди всех приближенных к императрице, тот, кто вполне мог оказаться на месте брата Платона у кровати Екатерины Великой, вел себя жестко и еще более высокомерно, чем какой-нибудь чванливый шляхтич, хотя, казалось, это не возможно. Валериан Александрович решал кому жить, а кто может и умереть, не желал слушать свой разум.
И вот вспыхнуло. И что смог Валериан? Встать за спину Суворова и уже оттуда продолжать делать все то, что и до присяги Тадеуша Костюшко в Кракове, что стало началом восстания. И насколько такое поведение вызвало неприятие у Суворова? Да, нисколько.
Гениальный полководец, нынче же диктующий полковнику Антингу труд всей своей жизни «Науку побеждать», не собирался ссориться с Зубовыми. Да и как можно было ругаться с родственниками. Доченька, Суворочка, единственный признанный полководцем ребенок, в отличие от сына, который, по мнению Александра Васильевича, был нагулян женой Варварой, была замужем за Николаем Александровичем Зубовым.
Что чувствовал Суворов, когда сблизился с Зубовыми? Как ощущал себя? Ведь получалось, что он предал Григория Потемкина. Никак не чувствовал. Ничего личного, только бизнес. Зато сейчас Александр Васильевич в полном фаворе и фельдмаршал. Спасибо полякам, которые так упорно сопротивлялись, с каждым днем увеличивая значимость победы Суворова.
— И на чем я запнулся? — после паузы спросил Александр Васильевич.
— Так, ваше сиятельство… — Иоганн Фридрих Антинг был перебит помещиком Суворовым.
— Ты же, Ваня, военный человек, цельный полковник. А как ко мне обращаться повинен? — Александр Васильевич навис над немцем-летописцем.
— Ваше Высокопревосходительство! — подражая вышколенному военному, выкрикнул Антинг.
— А вот и не верно. Коли лицо генеральствующее граф, то повинно обращаться к нему Ваше Сиятельство, — Суворов засмеялся.