Такой поворот стал полной неожиданностью и для Юрия, и для великого князя. Василий Дмитриевич даже заподозрил гостя в провокации. Возмущенно спрашивал, как же так? Юрий втягивает его в войну с Литвой, а сам отдает княжество? Тот разводил руками – не сам отдавал, бояре постарались. Впрочем, крамольники жестоко обманулись. Раскатали губы, что их наградят, Смоленщина попадет в их распоряжение. Но кому нужны предатели? Одного хозяина подставили, и другого подставят. Витовт отобрал у них вотчины, а на все руководящие посты назначил литовцев. Но он учел и уроки прошлого. Литовских законов больше не вводил, даровал Смоленщине особые права. Даже снизил подати по сравнению с теми, какие люди несли при своем князе, запретил притеснять православных. Пускай смоляне убедятся, под властью Литвы живется лучше, пускай об этом узнают в других русских землях.
Витовт уже нацеливался на Рязанщину. Князю Федору Олеговичу больше не приходилось думать о борьбе, она получалась слишком неравной. Федор запросил литовцев о мире, об освобождении брата. За брата Витовт содрал с него выкуп 2 тыс. рублей, но для примирения добавил еще одно условие – Рязань должна признать себя вассалом Литвы. Однако Федор выбрал иной путь. Он послал делегацию в Сарай, поклонился Шадибеку, заплатил дань, и ему привезли ханский ярлык. А с татарами Витовт слишком крепко обжегся, больше не хотелось. Лезть на Рязань он передумал. Впрочем, не угомонился. Литовский государь сообразил, каким способом можно и рыбку съесть, и угрозу обойти – просто напросто скинуть ордынского данника чужими руками. Подстрекнул давнего соперника рязанских князей, Ивана Пронского. Тот не заставил себя упрашивать: для него все складывалось отлично, дружины покойного Олега полегли под Любутском. Иван нагрянул в Рязань, и Федору пришлось бежать.
Но ведь он был женат на сестре Василия Дмитриевича! Явился к нему и обратился за защитой. А великий князь очередной раз завис в неприятном положении. Осторожничал-осторожничал, считал более выгодным сохранять нейтралитет – и доигрался. Упустил несколько лет, пока Литва зализывала раны. Теперь Витовт уже оправился от Ворсклы, действовал рука об руку с Ягайлой, и старые амбиции всплыли в полной мере! Попробуй-ка зацепи его! Чтобы не давать поводов для ссоры, Василий I даже отказался принять на службу смоленских князей-беженцев. Но Иван Пронский – это был не Витовт. Раскланиваться с ним причин не имелось. С Федором заключили договор, он признал себя «младшим братом» московского государя. Полки великого князя двинулись к Рязани, а народ радостно встречал законного князя. Ивану ничего не осталось, кроме как извиняться и поскорее перебираться обратно в Пронск. Федор Олегович сел в своей столице. Удерживаясь обеими руками за хана и Москву, он смог княжить более-менее уверенно.
Однако Витовта неудача не слишком впечатлила. Не выгорела одна задумка – но полным ходом готовились другие. Он искал тайных доброжелателей среди московских бояр. Смоленские предали, значит, и вокруг зятя можно найти подходящих людей. А литовским сторонникам в Новгороде намекнули: настало самое время «освободиться» от великого князя. Они взбудоражили вече. Шумели, что москвичи прижали их исконные права, навязали статус наследственной «вотчины», дерут большую дань. Надо последовать примеру Смоленска – передался город Литве и поимел льготы! Пересылались не только с литовцами, а с ливонскими крестоносцами. Неужели откажутся поддержать отделение от Руси? А новгородский архиепископ Иоанн задумал обрезать духовную связь с Московской митрополией. Уже в который раз завалил Константинополь жалобами и взятками, силился купить самостоятельность. Глядишь, в Литве он и сам митрополитом станет?
Но и Василий I встревожился, получая подобные известия. Трое «золотых поясов» приехали в Торжок, завели разговоры о переходе к литовцам. Великий князь направил своих слуг и захватил смутьянов. В патриархию отписал Киприан, обвинил новгородцев в связях с латинянами, а владыку Иоанна вызвал на суд и заключил в Николаевском монастыре. Это подлило масла в огонь, вечевики заколобродили пуще прежнего. Василий Дмитриевич вознамерился ухватить их за уязвимое место, богатую Двину. На этот раз не стал направлять туда войска, давать почву для обвинений. Привлек перебежчиков из самого Новгорода, позвал удальцов из Вятки – они с новгородцами всегда враждовали. В общем, обзавелся собственными ушкуйниками. Они напали на Двину, пленили посадника, грабили. Но и новгородские ушкуйники не заставили себя ждать, спешно выгребли на северные реки и поколотили чужаков.