Начало Руси

По поводу сходных легенд у разных народов укажем на Вильгельма Телля. Вот еще новая, неприятная для норманистов аналогия! Давно ли весь образованный мир верил в Вильгельма Телля как в героя, положившего начало швейцарской свободе? Подвиги его рассказывались так обстоятельно и с такими подробностями, что казалось, и сомнение невозможно. И увы! В настоящее время Вильгельм Телль уже лицо не историческое, а сказочное. Клятва в долине Рютли и другие романтические обстоятельства швейцарского восстания тоже оказываются басней. А возникновение Швейцарского союза объясняется обстоятельствами более естественными и более достоверными. И прежде некоторые ученые сомневались в достоверности упомянутых рассказов; а теперь, после исследований Рилье, они должны быть окончательно отнесены к области поэзии[34]. Начало этих легенд восходит ко второй половине XV века. Известный эпизод о яблоке, которое Вильгельм Телль должен был сбить с головы сына, есть почти буквальное повторение такого же случая, который Саксон Грамматик в своей «Истории Дании» («Деяния данов». – Примеч. ред.) рассказывает о датском стрелке Токко. Рилье полагает, что рассказ этот заимствован швейцарскими хронистами не прямо из Саксона, а из позднейших компиляторов. Мы на это заметим, что вообще трудно уследить пути, которыми разносятся легендарные мотивы. (Почти такая же история с яблоком есть и у нас в былине о богатыре Дунае.) Конечно, швейцарцы слишком привыкли к своему герою, и им тяжело с ним расстаться. На Рилье посыпались возражения. Нашлись люди, которые говорили: «Помилуйте, как же Вильгельм Телль не существовал, если предания о нем до сих пор сохраняются между крестьянами и они указывают самые места его подвигов?» Вот в том-то и дело, что первоначально крестьяне узнали о нем не из преданий, а из книг, конечно, при посредстве грамотных людей.

Кстати, в подтверждение моего мнения о том, что в Средние века была особая наклонность выводить народы из Скандинавии, могу прибавить еще пример швейцарцев. У них также существовало предание, по которому население лесных кантонов произошло от норманнских выходцев: они пришли из Швеции и Остфрисландии еще в первые века нашей эры, под начальством трех вождей (и опять число «три»). Предание это не имеет никаких исторических основ и есть домысел досужих книжников.

Итак, чем более мы сличаем сказания, поставленные в начале истории каждого народа, тем более убеждаемся, что это факты не исторические, а литературные и что у нас было то же самое, несмотря на уверения г-на Погодина, будто наша история шла каким-то иным путем (не историческим) и будто наши летописцы передавали только сущую правду. Он спрашивает: что легендарного нашел я в известии о призвании варягоруссов? «Оно написано так просто, кратко, ясно». Правда, написано коротко и ясно. Но потому-то и не имеет никакого вероятия. В баснях все совершается очень просто и все препятствия обращаются ни во что. Путешествие апостола Андрея в Новгородскую землю, Кий с его путешествием в Царьград и другие подобные рассказы тоже ясны и просты; но кто же решится утверждать, что это исторические факты?

IV. Наши соображения о летописном своде и сближение двух Рюриков

Г-н Погодин приписывает мне положение: «Летопись наша недостоверна» – и затем победоносно опровергает это положение следующими словами: «Поход Аскольда и Дира засвидетельствован Фотием (в действительности Фотий свидетельствует только о походе руссов; а Аскольда и Дира он не знает); Олегов договор переведен с греческого (как будто я отрицаю Олегов договор!); Игоревых пленников видел Лиутпранд (то есть их видел его вотчим, а Лиутпранд только слышал о них); Ольгу принимал Константин, Святослава видел Лев Диакон (как будто я отрицаю существование Ольги и Святослава)» и т. д. Но из первой моей статьи кажется ясно, что вопрос идет не о достоверности летописи вообще, а только о некоторых начальных её известиях, каковы: мнимая федерация славян и чуди, баснословный переход князей из Новгорода в Киев и тому подобные рассказы, не засвидетельствованные ни Фотием, ни кем-либо другим. Наша летопись, как и все другие, начинается легендами и становится более и более достоверной по мере приближения событий к эпохе самого летописца.