Начало всех Начал

— Ни одно чудовище не придумает все те преступления, что может сделать человек! Чудовища — агнцы в сравнении с нами.

— Но у тебя даже из неправильного получалось потом правильное! Ты много раз сворачивал с дороги, но находил ее снова! Может быть, другую, но это была дорога… А я только забиралась в чащу все глубже. Ох, Адам, я раньше тебя презирала, а потом все чаще начинала завидовать.

Он в неловкости усмехнулся.

— Шутишь.

— Нет, Адам. Я все чаще о тебе думаю. Странно, в первые годы вообще о тебе не вспоминала, а теперь все чаще… У тебя хмурый вид. Что-то случилось?

Он кивнул.

— К несчастью.

— Что именно? — спросила она встревоженно.

Он попытался перевести разговор на другую тему, но Лилит всегда умела получать то, что хочет, и вскоре он рассказал все, как трое невымытых детей стали незримыми.

Она посерьезнела, пока он рассказывал, наконец в горьком удивлении покачала головой.

— Он так сделал? Поймал на слове… на маленькой лжи испуганной женщины! И так наказал…

— Я не ропщу… — сказал Адам. — Что случилось, то случилось.

— Еще бы… — сказала она с презрением. — Но все-таки… не чрезмерно ли? Надо ли за такой маленький проступок наказывать так свирепо?

Адам молча стискивал кулаки. Роптать на Всевышнего не посмел… помня свои мысли о Его великой правоте, но горячее сочувствие Лилит вызвало новую волну гнева.

На сердце было тяжко. Светло и чисто о Творце думать не удавалось. Лилит участливо гладила его по голове… плечам. Тоска чуть отступила… хотя камень на душе оставался все таким же тяжелым.

Они провели ночь там же в горах среди камней. Багровый свет поднимался к небу, никто из зверей не смел приблизиться к этому месту, а земля там раскалилась и потрескивала.

Заснули только под утро, не выпуская друг друга из объятий, а на рассвете Лилит сказала Адаму:

— Не рви свое сердце! Я позабочусь о них. Они… хоть и невидимы… и… похоже… больше уже не вырастут… но смогут жить среди этих лесов и гор. Кто-то уйдет в пещеры… и твои потомки будут со страхом говорить о неведомом малом народце… что живет в горах и владеет сокровищами. А твои дети будут жить счастливо своим миром… и не надо им никакого Всевышнего…

— Перестань… — Он вскочил и в страхе попятился. — Не говорит так о Нем!

— Почему? — удивилась она. — Раньше ты был смелее.

Он огрызнулся:

— Я и сейчас не трус! Но я понимаю, что Он даже вопреки нам делает добро нам же! Он делает то, что нужно делать, а я… лишь то, что хочется.

Она сказала удивленно:

— Но ты же свободен! Вот и должен делать то, что хочется.

Он помотал головой.

— Нет, Лилит, нет. Мужчина, если он мужчина, должен делать то, что нужно. А то, что хочется, делает всего лишь самец.

Она засмеялась.

— Разве ты не самец? Ого, еще какой! Ты меня замучил, а еще я снова понесла от тебя…

Он проговорил со слабой улыбкой:

— Каждый мужчина — самец, но редкий самец — мужчина.

Ева ждала его всю ночь, Адам очень редко задерживался на охоте до утра, но всякий раз возвращался с богатой добычей. Сегодня он вошел в дом непривычно тяжело, сел возле очага, горбясь и сильно сутулясь. Голову опустил, волосы упали на лоб и закрыли щеки. Она не могла рассмотреть лицо мужа, и сердце ее болезненно сжалось.

— Адам…

Он покачал головой, не поднимая лица.

— Я оставил оленя во дворе. Из-за рогов взял… Ты любишь такие красивые и роскошные. На стену повесим.

— Адам, с тобой что-то случилось?

Он ответил вяло:

— Все в порядке, Ева.

— Адам, тебе плохо?

— Да, — ответил он глухо. — Очень.

— Дать отвар из листьев зеленушки? Он снимает боль! Я ушибла ногу, мне помогло. И когда живот болел, помнишь, я плохих грибов переела?..

— Мою не снимет, — ответил он так же глухо.

— Да что с тобой?

— Заныла старая рана, — ответил он странным голосом. — И я счастлив… Ева, успокойся. Все пройдет. Все пройдет…

Она спросила с удивлением:

— Ты как будто не рад, что все пройдет?

Он вздохнул.

— Ладно, делай отвар. Зеленушки или как ее…

— А ты ляг отдохни, хорошо?

— Хорошо, Ева. Хорошо. Не обращай на меня внимания.

На другой день Адам по своему обыкновению мчался по каменистой прокаленной степи, догнал стадо оленей, но пожалел зверей, а себе объяснил, что все худые какие-то, свернул в горы, там прыгал по скалам, высматривал горных козлов, но тоже браковал: то рога недостаточно красивые, то староват, а это значит — мясо не угрызешь, то мелковат…

Ангел возник перед ним сразу, Адам не успел и понять, в какой момент: только что там была пустая каменистая дорога, а в следующий момент там уже стоит блещущий небесным огнем ангел.

— Меня зовут Азазель, — сказал он. — Адам, ты знаешь, что Господь поставил охранять Эдем архангела Уриила с огненным мечом?

— Нет, — ответил Адам настороженно.

— Это для того, чтобы воспрепятствовать туда твоему возвращению!

Адам нахмурился, долго думал, что-то не сходится в словах ангела, наконец сказал задумчиво:

— Я полагал, что сад Эдема уничтожен.

— Для тебя — да, — сказал Азазель. — Но Господь намерен там помещать праведников после их смерти.

Адам пожал плечами.

— Ну и что?