Начать сначала

Силой воли я обуздывал свой кошмар, так некстати проснувшийся.

И победил.

Аделин не должна меня видеть таким. Кроме того, остро стоял вопрос моего будущего в качестве пилота. Я не пройду психологические тесты в подобном состоянии. У меня был выход один – взять под полный контроль ужас из прошлого.

Из корабля в шаттл я выскользнул уже преисполненный уверенности и невозмутимости. Если что-то и пыталось прорваться наружу, я не позволял этому случиться. Весь полет на шаттле до космодрома мы провели с Аделин, крепко держась за руки.

И я не понимал на тот отрезок времени, кто кому дарует бóльшую поддержку.

***

Руссо встретили нас на Западном космодроме Глизе. На этой планете их было два. Глизианцы являлись крупными поставщиками товаров медицинского и военного назначения, им было недостаточного одного космодрома. Обычная схема – центральный космодром и целая сеть грузового и пассажирского транспорта по планете, наземного и надземного типа, – не удовлетворяла их запросы.

Семья Руссо жила в столице – Бахи́джа, к ней и примыкал Западный космодром.

Дед и прадед Аделин, ничуть не смущаясь, обнимали внучку, передавая друг другу и обратно, громко вскрикивали на незнакомом мне языке и расцеловывали ее в красные щеки.

Шумная семейка. Чем-то похожа на шайрасов. И может, на мою?

На контрасте с ними позади стояла мать птички, не зная, куда себя деть. Я не заметил в ее позе и глазах желания приблизиться к дочери. Это не было страхом отторжения. Складывалось полное впечатление, что ее, как безвольную овцу, привели на заклание. Красивая внешне, но непонятная пока для меня женщина желала одного – свалить. Бегающие в стороны глаза выдавали ее мысли. Я не терял внимания, машинально считывая реакции тела, и делал свои выводы.

– Тореза! – окликнул женщину ее отец, и та, опустив голову, вынужденно подошла к дочери.

– Здравствуй, Аделин, – вымученно мямлила она, уже на всеобщем языке Земной Коалиции, который я знал в совершенстве. И наконец, подняла голову. В глазах матери мелькнули хоть какие-то эмоции, когда она близко увидела свою дочь. – Дели… Прости меня, дочка.

Упрямо сжатые губы птички свидетельствовали только о том, что Торезе придется сильно постараться, чтобы заслужить прощение дочери. С доверием дела обстояли еще сложнее. Но я мог и ошибаться.

***

Следователь не дал нам долго прохлаждаться, и, забросив вещи в гостеприимный дом Руссо, я и Морелли направились в Следственное бюро.

Бывшего управляющего Мары доставили еще вчера, и вчера же Аль-Фахим покинул луну. Когда за дело Сольвенти взялись официальные службы, от меня ничего не зависело, и я вынужден был подчиниться порядкам и ходу расследования под началом Касима. Сам бы я нутро вытащил из подлой твари, но так как лично являлся пострадавшим лицом, то меня от всего отстранили, где могла бы пригодится моя инициатива.

Потянулись долгие часы дознавательства. Я разглядывал на голопроекции холодное лицо Грегори Сольвенти, не понимая, как Тореза могла променять Леона и Аделин на этого человека. Или он так изменился за годы? Сомневаюсь.

И если с дедом и прадедом Руссо было все ясно, мать птички была для меня непонятной, и я собирался разузнать ее истинные намерения, касающиеся прежде всего дочери. И данного опасного типа. Ведь не исключено, что она испытывает к нему чувства и по сей день.

Сольвенти, убедившись, что за преступления придется отвечать, согласился пойти навстречу следствию, чтобы смягчить приговор. Он оказался готов не только признаться во всех делах и раскрыть задуманное на будущее, но и выдать всех наемников, что успели сбежать с Мары.

Жизнь на рудниках или смертная казнь по окончании следствия. Такой был дан выбор. В обмен на свою жизнь, хотя бы и в тяжелых условиях, Грегори стал управляем, как дрессированная собачка.

– Как вы заставили Торезу Руссо передать вам права на часть угодий и фабрик Мары? – задал очередной вопрос Касим.

Сольвенти заржал:

– Я задурил ей голову. Так что эта тупая красотка поверила в мою любовь. Но у меня был план поиметь не только жену Морелли, но и все это дрянное семейство, особенно Руссо! Разве Сандро Руссо вспомнит, как за незначительные махинации с документами по поставке товаров, отправил моего деда на рудники? А небольшое имущество семьи с легкой руки приплюсовал к глизианским капиталам? Отец и мать вынуждены были улететь на заработки, чтобы выплатить штрафы, а меня подкинуть в госинтернат!

Морелли, сидевший рядом со мной, так сжал полимерный стакан с водой, что тот треснул, выплеснув содержимое на его брюки. Свои показания мы дали, и теперь наблюдали за той частью допроса, что нам разрешили. Касим рекомендовал внимательно слушать, отмечать то, что нам кажется неверным, и записывать свои вопросы, которые возникнут в ходе дела.

Сольвенти не считал преступления своей семьи значимыми, а решение судей порицал.

– Мерзкий урод! – воскликнул Леон. – А при чем здесь я и моя дочь?!

– Рассказывайте дальше, – невозмутимости следователя можно было позавидовать.