Начать заново (СИ)

Рим предложил прогулку, желая и самому не натыкаться на все прибывающих новых обитателей замка. Уложенная светлым неровным известняком садовая дорожка вела вдоль низкорослого декоративного ковыля, из которого торчали смешные головки малинового аллиума, в простонародье называемым диким луком. Раскачиваемые южным ветром они будто бы звенели и зазывали еще углубиться в сад, что мы и делали. Теплые приглушенные огни уже зажглись, уютно подсвечивая рисунки, сделанные из кустов лаванды и котовника. Цикады стрекотали особенно громко, заставляя прислушиваться или замереть, просто созерцая. Где-то ухала ночная птица неизвестного происхождения и затягивали трели на распев сумеречные певцы. Их даже не пугали шаги вторженцев в этот уголок безмятежного спокойствия и красоты.

— Высшие вампиры не отражаются в зеркалах, только в водяной глади. Ведь Стихии всегда обнажают суть. — он посмотрел на меня, точно намекая, но я сделала вид, что не заметила.

— А как же ваша жажда? Что насчет этого? — я тихо шелестела юбкой по дорожке, неспешно ступая по еще теплому камню.

— Наша раса ведет свое существование от начала Схождения Сфер, и за столько тысячелетий мы научились сдерживать ее. — он осекся, вспомнив что-то и добавил: — Разумные вампиры, вписавшиеся в общество, заменяют человеческую кровь на бычью. Возможно, ты заметила, что символ Гарии именно это животное и особый ряд на торгах выведен специально под них. — на его слова я кивнула, вспоминая рынок и крупных мускулистых животных, отличающихся своим размером в сравнении с обычными быками в Россарии или Мангольдии. В последней они были совсем крошками. Пожалуй, тут бы их приняли за худую корову или большую козу.

— Есть не разумные?

— Отклонения есть везде. Разве у людей нет сумасшедших?

— Справедливое замечание. А солнечные лучи? Губительны?

— Не сказал бы. Но зельевары и целители научились делать защитные эмоленты под наши нужды. Ожог я не получу, если буду откровенно загорать, но буду испытывать не приятное ощущение на коже. Хотя могу сказать, что проблема даже больше в зрении, чем в эпидермисе. Мы лучше видим в темноте, чем в светлое время суток. Глаза потом болят. — он прищурился, словно вспомнил это не приятное ощущение и продолжил: — Поэтому мы носим очки со специальными линзами, по тем же причинам шляпы и закрытая одежда. Да и в целом вечернее или утреннее солнце предпочтительней.

— Почему бы не переехать в Дэрнию, к примеру? Или дальше на север? Световой день короче. Больше мрачной погоды.

Он улыбнулся, словно ждал от меня этого вопроса.

— Везде есть свои причины быть. — загадочно произнес он фразу, которая тут же взбудоражила мой интерес.

— Откроешь секрет?

— А ты останешься? — тут же спросил меня, словно от этого зависел его ответ.

Я помолчала, вслушиваясь в звуки вечерних цикад.

— Я подумаю. — и чтобы спрятать взгляд, зацепилась за красивый огромный бутон розы. Алый цветок горел даже в темноте вкусным ярким цветом. Рим заметил мой интерес и одним плавным движением сорвал красоту.

Точно лицеистка я со смущением приняла цветок. В голове была какая-то романтичная каша. От своих сумбурных чувств и мыслей я так сильно сжала стебель, что шипы тут же воспротивились такому обращению.

— Ай! — алые капли были подобно лепесткам, осыпавшимся на землю. Я не успела подумать, что испачкаю платье, как белый платок возник перед моим лицо.

— Позволишь?

Я раскрыла руку, заполненную кровью, и он тут же прижал к ней светлый шелк. Крупная ладонь обхватила мою. От момента заботы и очарования меня отвлекла мысль:

— Провоцирует? — указала я на руку.

— Красивая, умная девушка всегда своего рода провокатор. — с полуулыбкой произнес он и, кажется, чуть качнулся в мою сторону. Его взгляд грел изнутри, обволакивая, завлекая, даря надежду и эту волнительную мысль, что ты желанна.

— Господин Рассел! — прервал нас один из распорядителей, с которым сегодня разговаривала Элис. Полноватый мужчина забирался со стороны перепада ландшафта, забираясь на холм. Он выглядел взволнованным. — Господин Рассел!

— Кажется, поместье недостаточно большое. — как-то обреченно процедил Рим, наблюдая как его подчиненный поскользнулся на влажном газоне и, устояв, с прытью не свойственной этому телу, карабкается наверх.

— Что случилось, Эрл? — с нескрываемым недовольством спросил Рассел, сопровождая фразу жестом. Белый платок в его руке выглядел как знак капитуляции.

Вышеназванный кинул на меня испуганный взгляд и запнувшись размыто вымолвил:

— Ваш брат. Он… ему плохо! — подобрал он обтекаемую формулировку, чтобы не посвящать меня в историю болезней семейства Рассел.

— Где он?

— В своих покоях.

Судя по всему, Ромулу действительно стало нехорошо, потому что Рим переменился в лице.

— Прости, пожалуйста, я должен идти. — твердо проговорил он, и я увидела, как Рассел, невзирая на неподходящий костюм сорвался с места бегом. А распорядитель позволил вытащить себе личный платок и обтереть шею и лысину от выступившей испарины.

— Прошу прощения, леди. — низкий голос звучал искренне.

— Здоровье — дело серьезное. — пожала я плечами и углубилась в сад.