Начертательная магия

- Артинас, - окликнула его женщина, но он даже не остановился, - надеюсь, Вы понимаете, что это всё-таки целительское крыло, а девушке нужен отдых и покой.

- Да, - твердо ответил он.

Дверь с тихим хлопком закрылась. Доминик стоял надо мной и долго всматривался в глаза. Мне вдруг стало так плохо, так жалко его, себя, всех, кто переживал за нас с Лексом. Слёзы покатились по вискам.

- Живая, - выдохнул Доминик, сел на край кровати и моих ног и уткнулся головой в мой живот.

Сжал мои ладони и долго ничего не говорил. Я захлёбывалась слезами, тело содрогалось от всхлипов, но я чувствовала тепло его сухих ладоней и была счастлива. А слёзы…слёзы лились, выплёскивая накопленные переживания. И я бы хотела прекратить этот потоп, но сил держаться больше не было. Мне нужно было выплакаться.

- Всё хорошо, ты живая, вернулась, - он пересел выше и уткнулся лбом в мой лоб, носом к носу, - всё хорошо.

Неизвестно, кого он пытался убедить: меня или себя, но выглядел при этом ничем не лучше, чем я.

- Как же вы нас напугали, - шептал он, - это были самые ужасные дни. Я думал, с ума сойду, надеялся, что Лекс сможет вывести вас, что он сумеет уберечь тебя и себя. Как я рад, что вы живы. Сашка, милая, не плачь, чего расплакалась? - едва коснулся губ в поцелуе и начал стирать влажные дорожки слёз.

Не отвечала, но изо всех сил цеплялась за его руку, как за спасительную соломинку.

- Меня выгонят, если увидят, что ты в слезах! - жалобно привёл он аргумент, который немного отрезвил меня. Не хотелось вновь оставаться одной, хотелось, чтобы он был рядом. Чтобы никуда не уходил. Глубоко задышала, пытаясь успокоиться.

- Тише, давай, выпей воды немного, - так же, как и целительница, попоил меня с ложечки и снова стёр бегущие слезы.

В этот момент распахнулась дверь и в палату вкатилась тележка, движимая молодой девушкой в такой же форме, что и у Гранис. Оказалось, что эта девушка – дежурная по раздаче, и в кастрюле на тележке был лёгкий бульон, который, по словам Доминика, варили специально для тяжелобольных, которым кроме этого бульона ничего нельзя. Когда глубокая тарелка с прозрачным золотистым бульоном появилась на прикроватном столике, и в воздухе появился невыносимо желанный запах еды, рот наполнился слюной, а желудок заурчал от голода. Кушать хотелось сильнее, чем плакать.

- Сейчас к Вам придёт помощница и поможет Вам покушать, - улыбнулась девушка, покосившись на Доминика.

- Не нужно, я сам справлюсь, - сказал Доминик.

Девушка ушла, вновь оставив нас наедине. Доминик сел на кровать.

- Ты как себя чувствуешь? Сидеть сможешь?

- Смогу, наверное, - неуверенно улыбнулась.

Доминик подхватил меня под руки и начал поднимать, когда я почувствовала, как ткань медленно сползает с тела. Вспомнила, что обнажена, и испугалась.

- Стой, - вскрикнула я, отчего Доминик замер и испугано смотрел в глаза. – С меня простынь сползает, - промямлила, заливаясь румянцем, - а я не одета.

- Вот так беда-то, - выдохнул он, - я уж думал, тебе больно.

Подоткнул простынку, подхватил меня на руки и усадил. Поправил светлую ткань так, чтобы она не сваливалась с груди. Мне было стыдно неимоверно, а уж когда его пальцы коснулись обнажённой кожи у груди, то и вовсе щёки запылали огнем. А Доминик даже, казалось, не обращал на это внимания. Он деловито помогал мне устроиться удобнее, а после просто взял тарелку, ложку и зачерпнул вожделенного бульона.

- Надеюсь, ты не будешь капризничать и стесняться? - спросил он.

- Нет, - округлила глаза, - я так хочу есть, что меня ничего не остановит и не заставит стесняться.

Больше слов не понадобилось. Доминик поднёс ложку ко рту. Рот и горло обволокло тёплой приятной жидкостью. Казалось, она растеклась по поверхности, а внутрь ничего не попало. Желудок разразился радостным бурлением. Ничего вкуснее в своей жизни не пробовала. Чуть солоноватый, лёгкий, напоминающий куриный бульон был самым прекрасным во всём мире. Доминик с улыбкой снова и снова подносил ложку ко рту. Но трапеза внезапно закончилась, а я всё ещё не чувствовала насыщения.

- Тебе нельзя много, - аккуратно протёр губы салфеткой, - может стать плохо.

- После двух дней голодовки и это кажется пиром, - робко улыбнулась, - спасибо.

Доминик помедлил, а после сграбастал меня в охапку и крепко обнял, прижимая к груди. Именно об этих крепких объятиях мечтала всё время блужданий. Уткнулась в его грудь носом и закрыла глаза. Слёзы покатились из уголков глаз, но это уже были слёзы счастья.

- Ненавижу себя за то, что пошёл у тебя на поводу и отпустил одну.

- И я, - судорожно вздохнула и почувствовала, как Доминик напрягся. – Себя ненавижу за глупость. Мне так не хватало тебя.

- Мы тут все с ума сходили. Тот господин, что оказался у академии с вами, рассказал о том, что вы в лесу блуждали, но я больше ничего не знаю, рванул сюда сразу. Расскажешь, что случилось?