Начисто

Клим отворачивается, чтобы набрать воды в электрический чайник. Солнце село еще ниже, затапливая нашу комнатушку охрой. Септики, ароматы еды и нашего секса вытеснили казённую вонь. Шумит, закипая, чайник. Клим плавно двигается, распаковывая чай и сахар. Уютно звенит посуда. Веки тяжелеют. Я устала. Как же чудовищно я устала…

– Иди в кровать.

– Вот еще, а чай?

Тяжело опускаюсь на табуретку. Как-то резко меня срубило. Или после четырех оргазмов это нормально?

– Настоящий улон. Ты меня балуешь.

– Надеюсь, ты не станешь компенсировать мне стоимость продуктов, – шепчу, опускаясь лбом на сложенные на столе руки.

– Была такая мысль.

Бросаю на него полный укоризны взгляд. Мой зэк отвечает насмешливым.

– Клим, а что, правда ничего нельзя было сделать? У тебя же родители не последние люди, ты наверняка имел связи… Как так получилось в итоге? Ты действительно виноват в том, что тебе было инкриминировано?

– Виноват. Слушай, ты же понимаешь. В то время, когда я организовал свою первую фирму, работать в белую даже при желании не было никакой возможности. Но ведь дело не в этом совсем.

– А в чем?

– У меня захотели забрать бизнес. Мой арест – всего лишь повод. Я на старте знал, что не выгребу. Команда была спущена сверху. Торговались лишь о том, чтобы скостить срок. И на каких условиях.

– Не очень получилось?

– Не очень, – признает очевидное.

– Кому-то серьезному ты перешел дорогу.

– Что уж теперь? Знал бы, где упаду…

Клим допивает чай, встает. Мажет по мне странным взглядом. И со вздохом подхватывает на руки. Никто и никогда не носил меня на руках. Это так приятно, оказывается. Обвиваю его шею в ответ, тычусь носом куда-то в ухо.

– Если ждешь, что я потребую поставить меня на место – фиг ты угадал, – бурчу сонно.

– Я не жду.

– Вот и хорошо.

– Постоим так еще? Или я могу все-таки уложить тебя в кровать?

В голосе Клима звучит неприкрытое веселье.

– А ты долго со мной на руках простоять можешь?

– Не знаю. Ты легкая. Можем проверить.

– Нет уж. Давай ляжем, – сама себе противоречу я. – Во мне сорок пять килограмм. А в твоих гирях?

– Откуда ты знаешь, что у меня есть гири?

– У тебя отпадная фигура. А ты что, нарываешься на комплименты?

Хмыкает. Опускает меня на разворошенную постель и то ли невзначай, то ли специально проводит рукой по попке.

– Ты все это время была без трусов?

– Нет, они по дороге в кровать испарились, – ехидничаю.

– Зараза, – усмехается Клим, бесцеремонно сдвигая меня к стенке. Тянусь к нему. Провожу по четко очерченным мышцам.

– Наверное, твои пациентки специально болели, чтобы ты их лечил.

– О, господи. Спи уже.

– Ну, признайся. Ведь без ума от тебя были пациентки-то?

– Я хирургом-травматологом работал. К нам пациентов в основном после аварий возили. На байках, – добавляет язвительно.

– Да не буду я гонять! Обещала же.

– Конечно, не будешь. Иначе я тебе по заднице настучу. Спи. Ты едва языком ворочаешь.

– Какой-то ты скучный. Спи-спи. Как спать, если у нас нет времени? Надо ж его как-то с толком провести. Я не знаю… А ты что, меня совсем не хочешь?

Клим дергает меня на себя, впечатывая задницей в каменно-твердый член.

– Еще вопросы?

– Ага. Какого черты ты ничего с этим не сделаешь?

Что он отвечает – уже не слышу, меня окончательно срубает. Сквозь сон слышу, что к нам опять кто-то приходит. Обрывки какого-то разговора… И снова лязгает дверь. Я кручусь в полудреме, как будто не могу найти места. Но Клим возвращается, притягивает к себе, и, успокоившись, я снова проваливаюсь в царство Морфея.

По ощущениям просыпаюсь через пару часов. Свет прожекторов, проникая в окно, бьет прямо в глаз. Зато если чуть отодвинуться, можно рассмотреть каждую черточку на лице любимого мужчины. Хищный нос. Чуть приоткрытые губы… Резко, будто наспех высеченные скулы. Складка между широких бровей – Клим даже во сне хмурится.

О чем твои тревоги, любимый? Могу ли я их унять?

Касаюсь пальцами переносицы, веду вверх, разглаживая морщинку. Клим вздыхает. Глазные яблоки под тонкими веками приходят в движение. Что тебе снится?

Веду ниже, невесомо касаясь. Зарастает он – будь здоров. Мы вместе меньше суток, а щетина, опускаясь аж до середины горла, ощутимо царапает пальцы. Прохожусь по груди. Косым мышцам на животе. Он совсем не такой, как Игорь. Если тот – медведь, то этот скорее гепард. Запертый в клетке хищник.

Интересно, он всегда был таким? До слез обидно, что я не помню его в той жизни. Надо хоть фотки найти. Ладошка крадется ниже.

– Выспалась?

– Угу. А ты спи-спи, - шепчу и соскальзываю вниз.

– Нет.

С удивлением кошусь на его руку, мертвой хваткой вцепившуюся мне в предплечье.

– Почему? Ты не фанат минета?

– Не в этом дело.

– А в чем?

Мы схлестываемся взглядами. Я правда хочу понять, что не так. Почему он как будто… я даже не знаю, как это описать. Вижу же – хочется!

– Ладно. Сейчас. Я только резинку надену.

– Минет в презервативе? Ты серьезно?

– Яся… - цедит он и так кривится, будто его вдруг одолела зубная боль. – Не заставляй меня объяснять очевидные вещи.

– Прости. Но, похоже, для меня не такие уж очевидные. Ты дважды ласкал меня ртом. Почему я не могу сделать то же самое?