Nacht (СИ)

      такие уж здесь места, размышляет Иден, почти бегом срываясь с места, лишь бы не смотреть на нее и не слышать, такие места, что только кататься по ним с рыданиями и годится. такие дьявольские места, такие деньки, такой месяц, такой год, все что угодно, лишь бы не признавать, что ты сам — такой человек, тебе не кажется. отдалившись от Харви на добрых десять метров, он все же тормозит и оборачивается, потому что не может оставить ее сидеть на лужайке у черта на куличках в своей собственной окровавленной рубашке и даже без гроша. только потому, что это не по-товарищески. а ты ведь НЕ ТОТ ЧЕЛОВЕК, который бросает товарищей на произвол судьбы, да? издевательски произносит Тамара, и если заткнуть уши, будет только хуже, поэтому он даже не пытается и вообще не делает ничего. это бешенство после короткого блаженного забытья восстает только горше и пуще, больше всего он боится как-нибудь нечаянно обрушить его на Харви, и потому глядит в сторону и кричит не слишком громко, просто, чтобы она расслышала:

      — Ты идешь или нет? Я тебя провожу.

      — Допустим, что нет, — обиженно отзывается Харви, сидя на прежнем месте. — И что тогда?

      — Тогда мне придется тебя вырубить и понести, — говорит Иден. — Так что лучше бы тебе встать.

      она какое-то время глядит в его сторону изучающе — может, пытается понять, не шутит ли он, а может, и свои шансы оценивает. один из плюсов Харви в том, что с ней при желании можно устроить не самую плохую драку, а драки Иден любит и редко упускает случай, но сейчас даже думать об этом избегает, чтобы как-нибудь ненароком не сделать все еще хуже, чем было. потому что сколько веревочке ни виться, а из любой ужасной ситуации есть выход в ситуацию еще более ужасную, и достичь его, как показывает практика, порой не стоит малейшего труда, а вот откатить веревочку на пару витков назад уже черта с два. так что он просто стоит и ждет и отстраненно созерцает, как она, наконец, поднимается, как подчеркнуто долго и демонстративно застегивает пуговицы на его рубашке. майское солнце жарит в голову, денек задался безветреный и безмятежный, нигде от него не спрячешься, в какой склеп ни зарывайся, так что он совсем забывает про Харви, которая медленно к нему приближается, оставляя за собой след примятой травы, глядит в горизонт, разбирая на нем далекое озеро — то, где так громко лягушки квакают, наверное — и отчаянно размышляет, в какие бы глубины схорониться до наступления следующей ночи.