Над Арктикой и Антарктикой

Теперь уже Яковлев вёл самолет в основном по приборам. Я открыл боковую форточку, стараюсь наблюдать в нее: Через переднее стекло ничего не видно — такое сильное обледенение, что тепло от трубы уже не помогает.

Что же делать? Возвращаться обратно нет смысла: ещё день–другой, и взлётная полоса на Диксоне выйдет из строя. Лететь в Игарку нельзя — не выполнено задание. Геологи без крыши, без продуктов. Пока высота позволяет, надо пробиваться в Усть–Тарею…

Внезапно дают знать о себе обледеневшие винты — появилась тряска моторов.

— Володя! Спирт на винты! А мне — отвертку, быстро!

Просовываю в форточку руку и, преодолевая скоростной напор встречного воздуха, с силой выдалбливаю отверткой маленькое «окошечко» на заросшем льдом стекле. Помогает и спирт — по фюзеляжу начинают барабанить срывающиеся с винтов осколки льда.

— Под нами домик! Без крыши! — кричит Яковлев.

— Крыша-то у нас! — пытается острить штурман. Но сейчас не до шуток.

— Володя! Курс для стандартного разворота с выходом на берег Пясины!

Стандартным разворотом называют в авиации разворот на сто восемьдесят градусов. Я выполняю его «блинчиком» — с малым креном. Самолет сильно обледенел, на полной мощности моторов он летит в «трехточечном положении», словно уже заходит на посадку.

— Справа берег! — — громко докладывает Женя. Я подворачиваю; летим, вероятно, вдоль берега Пясины. Яковлев долбит отверткой «окошечко», штурман через голову бортмеханика мечется от моего стекла к стеклу второго.

— Вижу! — громко докладывает Стешкин. — Впереди по курсу…

Я тоже увидел обрывистый берег в устье Тареи. Но где же наша полоса, наши следы? Не вижу, не вижу…

Белявскнй внимательно смотрит на меня — ждёт положенных команд и, не вытерпев, быстро спрашивает:

— Закрылки — будем?

— Какие, к черту, закрылки. И без них идем почти на взлётном режиме моторов…

В этот момент мелькнула на белизне снега темная полоса. Наша лыжня! Весна пришла и сюда, укатанный след пропитался талой водой, только это и помогло нам разглядеть место посадки.

Я не успел даже убрать мощности моторам, как мы «приледнились». Прорулив немного подальше, остановились на сухом месте. И, посмотрев друг на друга, молча поздравили себя…

Ни до, ни после я никогда не видел, чтобы на самолете могло нарасти такое количество льда. На всех лобовых частях — на фюзеляже, на амортизаторах лыж, на стопках шасси — был сантиметровой толщины лед. Я уже не говорю о киле и стабилизаторе. А на крыльях лед снизу висел сосульками на каждой заклёпке вплоть до креплений элеронов. И вся эта масса успела образоваться за какие-то двадцать минут, несмотря на включённую систему противообледенителей…

Подошли геологи во главе с начальником:

— А мы и не ждали вас в такую погоду. Боялись, не скрою, что вы не успеете, ведь и у нас скоро ледоход должен начаться.

Дождь прекратился, геологи начали разгрузку А весь экипаж дружно приступил к освобождению ото льда самолета. Бить машину было не за что, но лед поддавался только после ударов резиновыми шлангами, которые нашлись у запасливого бортмеханика. Прощались сердечно. Начальник долго благодарил «воздушных каюров» — «первых помощников и друзей геологов!». Видно, он успел сообщить по радио о нашей посадке, потому что на подлетах к Игарке Николай вручил мне радиограмму:

«Борт Н-495, Лебедеву. Благодарю экипаж за успешное выполнение задания. Командир авиагруппы Погорелый».

В Игарке мы отдохнули всего, кажется, сутки Подоспело новое задание, и, конечно, срочное. Несрочных заданий в Арктике пет, без «воздушных каюров» не обойдешься!

ПОЛЕТ С ПОВЕРЯЮЩИМ.

— Миша! Хоть с кем-нибудь связь есть?

Бортрадист Михаил Анциферов продолжает стучать ключом. Его папироска, которую он гоняет во рту из угла в угол, давно погасла. То и дело он поглядывает на индикатор напряжения, на неоновую лампочку, которая мигает в такт ударам. На мои вопрос отвечает после долгой паузы: «Пока нет!»

— Ну, а кого-нибудь слышишь?

— Пока нет, Арсентьич. Услышу—скажу…

Когда мы вылетали из Усть–Таймыры, погода была отвратительная. Дул сильный ветер, пуржило, видимость почти отсутствовала. На высоте пятьдесят— шестьдесят метров вошли в облака, но на пятистах метрах выскочили из них, как подводная лодка из глубин океана. Полярная ночь открылась во всей своей красе: яркие звезды, кусочек луны на востоке. Мы направлялись в Дудинку, там погода была хорошая, как сообщили в радиобюро Усть–Таймыры. Никаких оснований для тревоги не было, но вот связь… Прошло уже двадцать минут, а связи нет. Миша, ясно, старается. Но его никто не слышит, и он никого. Что ж, на Севере бывает такое—непрохождение радиоволн, «гухор» на языке радистов.

Горючего у нас хватало до Игарки с запасом, так что и в этом отношении волноваться было нечего. Подождем..

Штурманом у нас был Петр Ананьич — Дед Махор ка, как все его называли. Старый опытный штурман морской авиации. Значит, и по части навигации можно было быть спокойным.

— Штурман, со связью у радиста, как видишь, не все в порядке. Заказать привод по побережью тоже не удается. Так что давай курс прямо на Дудинку.