Над Арктикой и Антарктикой

И, переждав смех, добавляет:

— Во втором случае, если вдобавок начальник под надписью стоит…

— А ночью? — не унимается Зорин.

— Ночью курю… С перерывами на сон, правда, — уточняет Крючков.

В разговор вступает Валентин Иванович Аккуратов:

— Да ему же Черевичный разрешил курить без ограничения…

Летчик Иван Иванович Черевичный по прозвищу Казак — большой авторитет в полярной авиации. Неожиданная реплика Аккуратова всех заинтересовала.

— А почему, Валентин Иванович?

— Был такой случай… Если Крючков разрешит, расскажу… А может, и сам расскажешь?

— Нет, Валентин Иванович, рассказывайте вы, — улыбается Иван, делая очередную затяжку.

— Ну. раз так — слушайте… Было это пару лет назад. Мы с Черевпчным на «Каталине» провели к острову Врангеля ледокол «Микоян», которым командовал капитан Готский. С ледоколом ещё один транспорт был, не помню сейчас его название. Ну, не важно. Важно, что мы сели в бухте Роджерс, и Готский весь экипаж пригласил к себе на ледокол пообедать… Хорошо, поднимаемся по очереди по шторм–трапу — висит такая хиловатая верёвочная лестница по борту судна. Иван до половины трапа добрался — и во всем своем кожаном обмундировании нырь в ледяную воду. С головой скрылся, только фуражка плавает. Потом сам выныривает. Моряки, которые привезли нас на шлюпке, сразу выхватили его из воды и скорей опять на шторм–трап. Поднимается Иван, влез. Вид испуганный, глаза от страха немного выпучены, рот плотно закрыт. Головой крутит, рот не открывает. Ни слова. Мы подумали, что нахлебался воды и никак её не выплюнет Нагнули Ваню, бьём по спине. Открывает Ваня рот — никакая там не вода, а сухая… недокуренная сигарета.

— Какая сигарета, Ваня, «Прима»? — шутливо пытается уточнить Аккуратов.

— Что вы, я тогда «Дружок» курил.

— Ну вот, появляется недокуренная сигарета «Друг». Ваня начинает её сосать усиленно — пытается раскурить. Вокруг, конечно, толпа моряков собралась, не знают, чем помочь «спасенному». А тут такое дело. Ну, сразу несколько спичек зажжённых со всех сторон. Запыхтел Иван, задымил, улыбается… А вокруг уже все от хохота попадали… Тут–то Черевичный и говорит ему «Ты, Ваня, не жизнь свою, видно, спасал, а сигарету, чтоб не намокла; если уж ты такой фанатик, кури себе на здоровье, без всяких ограничений…»

Валентин Иванович обернулся к Ивану:

— Было дело, Ваня?

— Было, только у вас обработка сильно «художественная»

— Ну, без этого нельзя, не интересно будет, — развел руками Аккуратов.

Под общий хохот Крючков демонстративно прикурил очередную сигарету.

— Кончай банковать! По какому поводу веселье? — услышали мы голос Масленникова. За разговором и не заметили, когда они с Водопьяновым подошли.

— Да вот, Иван курит…

— Все курят, пусть и он курит, на здоровье, — скороговоркой буркнул Виталий Иванович. Общее веселье достигло апогея:

— Видишь, Ваня, все командиры тебе разрешают…

— Ну, хватит братцы! — в голосе Масленникова зазвучал металл… — Товарищи летчики, прошу занять места! Титлов дал команду вылетать!

На взлёте пришлось ориентироваться только на черные флажки, указывавшие конец полосы и направление взлёта. Вчера, при солнце, на посадке хорошо просматривался каждый торос, каждая неровность. А сегодня, при облачности, все сливалось в белом единообразии.

Нижнюю кромку облачности мы стали цеплять на высоте пятисот метров, по команде Масленникова я снизился до четырехсот. Далее к северу стали появляться большие разрывы в облаках, а когда мы пришли в заданный район, облачность не превышала четырех баллов.

Титлов сообщил, что он кружит над льдиной, даёт «нажатие» — беспрерывный радиосигнал — для нашего радиокомпаса.

— Саша, подворачивай по стрелке! Всем смотреть в оба! — распорядился Масленников.

Серебристый Ил–12, круживший в левом вираже, мы заметили километрах в пяти Титлов держал небольшую скорость — около двухсот двадцати. Я свободно пристроился сзади километрах в двух от него. Михаил Алексеевич по радиотелефону разъяснял обстановку.

— Видишь, Виталий Иванович, слева от меня большое округлое паковое поле, севернее, километрах в двух, как два глаза, белеют два «аэродрома».

— Смотрю, смотрю, — отвечает Масленников, приникнув к ветровому стеклу.

— Смотри! Сейчас правее пакового поля большое солнечное пятно..

— Вижу, хорошо вижу. Поле старое, обтертое.

Теперь и «аэродромы» вижу — один побольше, другой поменьше.

— Точно, Виталий Иванович.

— Все–таки, может, ещё поищем?

— Да я вчера ходил, лучше этого нет. Давай так: ты садись, я за тобой, а на месте договоримся. Я посижу, а ты можешь поискать.

— Ладно, буду садиться на большой «аэродром».

— Согласен. Давай.

Виталий Иванович взял управление. Солнечного света было достаточно, и все неровности на льду хорошо просматривались. Длина маленького «аэродрома», по нашему промеру, равнялась восьмистам метрам, большого — тысяче двумстам.

— Как, по–твоему, Саша, какая будет толщина?

— Если я хорошо усвоил вашу лекцию, то будет, как и на вчерашней льдине, не менее метра.

— Ну что ж, посмотрим после посадки…