Над Бугом-рекой

В апреле месяце сопротивление немцев начало слабеть. Наша часть находилась на расстоянии сто – сто двадцать километров от Берлина и двигалась навстречу американцам. Встреча с ними состоялась 20–24 апреля на Эльбе. На месте встречи был разрушенный мост, который немного починили и наши солдаты ходили в гости к американцам, а те к нам. Общались мы на немецко-русско-английском диалекте, тем не менее, довольно пристойно понимали одни других. Для нас война уже закончилась, однако она еще шла в Берлине и Чехословакии. Лишь пятого мая нам сообщили, что война полностью закончилась.

Победу мы встретили в городе Шмидеберг. Наше отделение было расквартировано в особняке немецкого гауптмана (капитана). Его семью выселили из особняка, но хозяйка периодически наведывалась к своему двору и даже предлагала готовить нам пищу. Однако мы отказались от ее услуг, не зная наверное, ее намерений. Комнаты в особняке были хорошо обставлены мебелью и застелены постельным бельем. Но за месяц нашего проживания они стали просто неузнаваемы. Солдаты отвыкли от комфортных условий проживания и в комфортабельном особняке жили, как на фронте. Когда понадобилось написать лозунги к Дню Победы, то просто брались пуховые матрасы из красной материи, из них вытрясали перо и писали белой краской надписи.

Я не имею намерений обвинять их в том, к чему их приучила война и те же немецкие учителя, которые ее начали. Намного больше хочется мне вспомнить «незлым тихым словом» тогдашних руководителей, которые поставили нас в начале войны заложниками своих амбиций. Мало того, что к войне почти не готовились, было сделано все, чтобы, не дай бог, Гитлер не подумал, что мы к ней готовимся. Тягачи и танки на колодках, самолеты на открытых аэродромах без горючего. Физическое уничтожение командного состава, который имел опыт гражданской войны. Все это открыло путь Гитлеру в начале войны к легким победам. Возникает простой вопрос – неужели военные части кадрового состава, которые имели соответствующую боевую подготовку, не могли воевать в сорок первом лучше мобилизованных гражданских, которые получали ощутимые победы в сорок третьем – сорок пятом годах.

После окончания войны началась демобилизация бойцов старшего поколения. Младшие же продолжали службу, и я был в их числе, так как по годам еще не подходил для демобилизации. Войска начали передислокацию на территорию Советского Союза. Пехотные части двигались пешим маршем, мы же передвигались на своих машинах. По дороге в Союз мы прошли через Польшу. Если по дороге встречался какой-то город, или городок то мы сходили с машин и строились в пеший строй. После чего под марш духового оркестра проходили через него. Все население таких городков выбегало с цветами нас приветствовать. Иногда накрывали праздничные столы, ну а там, где музыка там и танцы. Так мы достались к городу Стрый, где я прослужил ко дню демобилизации – осени сорок пятого года.

Часть четвертая: На Западной Украине

4.1. После демобилизации

Демобилизовался я глубокой осенью сорок пятого года. Нас отправляли по домам в той одежде, которую мы были одеты. На мне была старенькая гимнастерка и воинские галифе. Правда, сапоги были не рваные, так как некоторые бойцы поехали домой в рваных сапогах. При мне были также два пары белья и немецкая шинель, из которой дома сестра пошила мне полушубок. Вез домой я также немецкий радиоприемник, однако по дороге он упал на рельсы и разбился. Там я его и оставил.

Вот с такими пожитками я и приехал домой. В родительском доме я нашел старенькую мать, которая жила в одной половине, и жену Анну с дочерью Светланой в другой. Анна переехала в родительский дом после смерти моего отца. Когда я приезжал на похороны, то просил ее наведываться к матери и помогать ей. С течением времени Анна решила переехать к ней на проживание.

Сначала, как рассказывала мать, Анна относилась к ней довольно хорошо. Однако после начала войны, когда от меня перестали приходить письма (из лагерей нам писать, конечно, не разрешали), то ее отношение изменилось в худшую сторону. Сначала они жили вместе, а потом Анна отделилась от матери в лучшую половину дома и продолжала вести самостоятельную жизнь.

Моей одежды, которая была оставлена перед мобилизацией, в доме уже не было. Оказалось, что Анна отдала все своему любовнику, с которым я когда-то учился в одном классе. Этому сельскому ловеласу удалось в свое время увильнуть от призыва в армию, и он во времена оккупации находился дома в селе. Каким-то образом завязались отношения и он начал учащать к моей жене. Когда мать категорически запретила ему появляться в нашем доме, то он уже тайком залезал ночью через окно. Светлана это видела, а потом и мне рассказала. Такого я простить не мог. С того времени мы с Анной развелись и перестали жить вместе.