Над бурей поднятый маяк

С поплывшими со лба и щек белилами, с мерцанием жемчуга, перекликающимся с мерцанием улыбки, Кит казался собой — и не собой.

— Я сделаю так, как нужно. Мы должны доиграть, и доиграть так, чтобы зрители с ума сошли от восторга. Так, чтобы людям Топклиффа было еще сложнее выудить нас из толпы…

— Черный ход?

— Ты идиот? Или думаешь, что они — идиоты?

Нед взял бутылку у Кита, и приложился к ней сам. Пиво показалось ему горьким, невыносимо горьким. Оно разом вымыло с языка все заготовленные строки, положенные героям, разлучающимся с теми, кого им предписано любить Роком.

— Эй, Кит, ты уже переоделся? — гаркнул, проходя мимо, вездесущий Хенслоу — проклятие и счастливый шанс Неда Аллена.

Зрители раскачивали театр мерным, готовым взорваться гулом. Время сыпалось сквозь пальцы.

Нед был обречен — обречен дернуть Кита на себя, так сильно, что пиво выплеснулось прямо из горлышка бутылки. Это было жестко, грубо, угловато, совсем не так, как с леди, охотно отвечавшей на любую, даже самую немудрящую ласку. Это было не так, как со всеми, кого Нед Аллен когда-либо любил, или делал вид, что любит — за деньги.

Кит, зацелованный, заласканный другими, другим, тем, кого нынче не оказалось рядом, чтобы помешать, выдохнул в поцелуй, и ответил — напористо, с какой-то странной, горячечной, голодной жестокостью.

* * *

— Милорд, ну надо же, какая встреча! — ахнула позади роскошная, вся переливающаяся золотыми узорами по парче, женщина.

Вздрогнув, Топклифф едва не прищемил себе палец клещами для колки орехов — и непослушных костей. Возможно, при иных обстоятельствах это было бы в самый раз — но не сейчас и не сегодня.

И не с ним.

Недавно он уже побывал обнаженным перед глазами человека, или, вернее сказать, подделки под человека, которого не позднее, чем нынче вечером хотел бы видеть вместо стенного распятия. И даже это показалось ему более уместным, чем появление дамы, чей визит не был запланирован, чей пылкий интерес казался необъяснимым.

Он растянул похолодевшие от злости губы в улыбке, раздраженно стряхнув ореховую шелуху с коленей.

— Что вам угодно?

— Мне? — дама прижала руку в бархатной перчатке к пышной груди, изображая кокетливое удивление. — Ничего особенного, ничего такого, что вы не могли бы или не захотели бы мне подарить, милорд! Ваше внимание и ваша беседа, всего лишь.

Ее звенящая, лицемерная, как взгляд Горгоны, любезность, была — как комариный зуд над ухом посреди ночи. Беспокойные от голода собаки — и те необъяснимым образом притихли, и, о ужас — завиляли хвостами.

Топклифф не сразу узнал свою незваную гостью, чье лицо было скрыто маской и тенью — а когда узнал, ощутил, как мелко и быстро задергалась его щека. А леди, по всей видимости, приняв его молчание за выражение согласия, ринулась в атаку — шелестя подолом, щебеча о какой-то чепухе, уселась в неосмотрительно оставленное свободное кресло рядом с ним.

* * *

— Так жаль отца Хэррика, правда ведь, мастер Шекспир? Такой славный — и такая беда. А ведь тогда, на Стьюз-Бэнкс…

— Да, да, — выдавил из себя Уилл не в силах отделаться от неприятного разговора и от мысли, что за ними наблюдают, на них оглядываются. Он снова метнулся взглядом ко входу в Преисподнюю — и не увидел ничего, кроме голов, увенчанных шляпами и чепцами, безграничного людского моря, отделявшего его от сцены. Трепыхнулась надежда, что тот, кто караулил их там, в Преисподней, уже ушел, забрав своего цербера с собой, и — погасла тут же, стоило неосторожно поднять голову и напороться на ледяной немигающий взгляд.

Топклифф смотрел прямиком на него.

На них с Энн.

— Мистер Коттон недавно спрашивал о вас, но никто ничего не знал, кроме того, что вы так и работаете в «Театре», и то только по афишам…

Девушка все щебетала и щебетала, а Уиллу казалось, что его сковывает ледяная жесткая броня. Или это оковы Гейтхауса уже сомкнулись на его запястьях? Стоит помедлить, стоит лишь задержаться и то, что было фантомом и лишь навязчивым видением, может оказаться правдой.

Надо как можно скорее предупредить Кита.

— Прошу прощения, мисс Белами, я тороплюсь, и вам не советую задерживаться: после представлений может начаться давка.

Он все же освободил руку из цепких пальчиков девушки, но она не отступала, вцепилась в рукав, вновь, притягивая к себе, заговорила — быстро, залившись румянцем по самые нежные мочки ушей:

— Отец Коттон приглашает всех… Вы ведь знаете, да, мастер Уилл? Вы придете?

Уилл в ужасе оглянулся — и почти сразу же встретился взглядом с суровым детиной, который разглядывал их с Энн, не скрываясь, и явно прислушивался к разговору.

Какая глупость, какая невероятная, невозможная глупость — вести подобные разговоры в таком месте, как «Роза», в тот самый момент, когда театр, как рождественская утка яблоками, напичкан шпионами всех мастей!

Уилл задохнулся, как будто его ударили — окованным сапогом железом в самое незащищенное нутро. Схватил девушку за плечи, рванул к себе, зашептал в изогнувшиеся от изумления губы, смотрел — прямо в распахнутые в недоумении глаза.