Над бурей поднятый маяк

Резко обернувшись, младший Бербедж возмущенно сглотнул — видимо, комок протестующих слов собрался у него под языком, подобно тошноте, но так и не вышел наружу.

Им вслед летели раскатистые, сотрясающие самые основы «Розы» овации. Розовый куст шумел от приближения бури, и все равно колол руки желающих поживиться от кроваво-алых цветов, больше похожих на лужи крови, оставшиеся на песке после звериной травли. Тут, у гримерной Неда Аллена, сплошь разрисованной красными розами, Кит снова увидел Уилла — точнее, его глаза, его горящие от невысказанного глаза.

Настал и его черед сглатывать горький ком нерожденных слов.

— Наверняка ты хочешь упрекнуть нас с Диком в том, что мы сыграли не так, как должно, — безрадостно осклабился Кит, легонько толкнув Бербеджа ладонью в спину. Он торопливо одевался, кое-как натягивая выдернутые из рук подмастерья сорочку и дублет. Остановиться рядом с Уиллом было так же трудно, как зацепиться за вымытую на берег корягу, будучи подхваченным бурным горным потоком неукрощенной реки. — Да-да, я знаю, что скоро выход королевы — но пока что нас заменят шуты, хотя, с учетом недавних событий с твоим участием, замена эта рискует пройти незамеченной по причине единства сути… Покуда же длится интермедия — уж изволь терпеть мою компанию, я должен показать вам обоим окно, через которое нам суждено сигануть в конце представления.

Отводя глаза, Кит видел перед собой запрокинутые лица женщин, стоящих в партере. На лестнице, ведущей вверх, как нельзя кстати появился Хенслоу — как будто он и прежде был там, притаившись, чтобы подслушать разговоры, ведущиеся сквозь шум требующей еще и еще толпы. А может, так и было.

— Нам нужна интермедия, — коротко сказал Кит.

У него не было ни времени, ни желания расписывать что-то, помимо своей ненависти к природе Шекспира, неразрывно связанной с нежными завитками, падающими на лбы белокурых красавиц. Остальное было ясно, остальное оказывалось — как кристалл, выплавленный после Великого Делания — истина, чистейшая в своей безжалостности. Смерть всегда оставалась смертью, опасность редко меняла имя. Одна лишь любовь, словно и сама была актером, ежедневно меняла тысячу личин, и уследить за ней было невозможно.

— Танцы? — Хенслоу был так же деловит и краток, когда дело касалось двух вещей: денег и чьей-то смерти, могущей привести к их потере.

— Да. Кликни-ка Бобби Армина, пусть поднатужится, отвлечется от своих сопливых баллад и родит пару-тройку соленых шуточек на потеху публике.

— Он постарается, чтобы вы успели выбраться прежде, чем последняя история о неверной женушке недалекого мельника доползет до развязки, — сказал Хенслоу издали, сверху, когда все, что от него осталось, было — шаги да голос.

Ничего не требовалось добавлять.

Встретившись глазами с Уиллом, Кит понял, что тот обо всем знал заранее.

* * *

Внезапно что-то переменилось. Заиграла, словно свалилась на голову, визгливая, петляющая скрипочка, и на сцену вместо королевы Изабеллы начали выпрыгивать танцоры, высоко задирая ноги в какой-то преувеличенно усердной, почти яростной джиге. Зрители заволновались — но через минуту уже гикали и притопывали в такт: нет ничего глупее стада людей, думающих, как один. Брось им любую наживку, да покрасочнее — и они заглотят ее вместе с фунтом зазубренного железа.

Топклифф почувствовал, что к нему подбирается мигрень. Так ощущалась новость, что его хотят провести, будто неумного школьника, способного повестись на развеселые пляски и позабыть, зачем кое-кто приходит в театр.

— Прошу меня простить, но мне пора, — скрипуче, решительно бросил он, и вскочил — а кресло прощально скрипнуло, передразнивая.

Он щелкнул пальцами — стоявшие позади люди, слившись с тенью, пришли в движение. А настырная, явно желающая помочь своим обреченным дружкам графиня оказалась еще большей падалью, чем можно было предположить.

— Нет, стойте! — крикнула она с веселым отчаяньем, и цепко, намертво, вцепилась в подбитый чернобурой лисой плащ.

Глава 9

Снаружи оказалось, что зима не собирается сдаваться. Светившее еще с утра яркое весенне солнце сменилось набежавшими тучами, и вечер упал так быстро, будто кто-то опустил над Лондоном завесу, расшитую звездами и розами, будь она неладна.

Зима сражалась за свою жизнь с мартом, пряталась за стенами домов, задувала за пазуху ледяного ветра, присыпала свои следы мелким снежком. И трое беглецов точно так же прятались от погони, петляли, как зайцы, заметая собственные следы по свежевыпавшему снегу, и бежали со всех ног, то и дело оскальзываясь на вновь померзших лужах.

Дику приходилось играть раньше подобных неудачников, и тогда он все думал: надо же, вот так оно бывает с людьми. Еще с утра ты лоснишься от довольства, благополучен и можешь все, а к вечеру тебя травят собаками, и похож ты на загнанного волка с облезлой шерстью.

Вот взять хотя бы злосчастного Ричарда, восклицавшего: «Коня, коня, корону за коня!»