Над Доном-рекой

Степан Платонович помолчал, рассматривая, как бегают по сходням «носаки» в рваных рубашках, согнувшиеся под невообразимой тяжестью мешков, с криками «Поберегись!» обгоняют их «качуры»⁴, толкая тачки, гружённые в десять пудов; сверху, из города спускаются цепочки подвод, лязгая колесами двигаются по рельсам составы вагонов. Все это шумящее, бранящееся, лязгающее и грохочущее действо наполняло его душу наивной гордостью причастности к большому делу и к большим деньгам.

– Ты, Харитон, готовь команду: буду пароход покупать. Пора и нам в моря выходить.

– Тоже бутербродами станете пассажиров кормить? – не удержался от легкой иронии капитан баржи.

– Зачем? – нахмурился хозяин. – У Елпидифора Тимофеевича своя публика, богатая, им по нраву то, что на дармовщину, а мы приспособимся для тех, кто попроще и победнее, количеством возьмем.

Перевел разговор на дела сегодняшние:

– Крестник твой не подведет? С погрузкой справится?

– Должен. Азартен, в себя верит – из кожи вылезет, лишь бы баржей командовать.

– Вот и дай ему шанс. А я пойду: у Васи сегодня день рождения, обещал быть к обеду.

– Мои поздравления, Степан Платонович. Я в пароходство еще загляну, бумаги надо забрать.

Харитон подождал, пока котелок хозяина скроется из виду, и ловко сбежал по сходням, лавируя между «носаками». Не удержался, глянул на соседнюю баржу: уже и следа от произошедшего не осталось. Даже кровь, видать, на опорках разнесли. Невесело хмыкнул:

– И жизнь человеческая словно бутерброд с икрой для некоторых – копейки не стоит…

Минуя Базар и Собор, поднялся по Донскому спуску к Большой Садовой, не успел дорогу перейти, сердце оборвалось: из ворот городского сада выбежала Варя, Варвара Платоновна. Тонкая кружевная шаль сбилась, раскрыв зачесанные назад чёрные, блестящие, словно антрацит, волосы. Юбка платья то ли в крови, то ли в грязи… Васенька плачет. Варя его к себе прижала, держит на руках, в глазах страх застыл. Оглядывается вокруг, точно ищет что-то или кого-то, да разве такими испуганными глазами что увидишь…

Кинулся, не раздумывая, через дорогу наперерез конке:

– Варвара Платоновна, что с вами?

И сам не заметил, как раскинул руки, Варя словно птица в сети залетела, в него уткнулась, дрожит:

– Что делать, Харитон Трофимыч, беда… Петю украли.

***

Харитон уныло рассматривал пол и закрытую дверь в кабинет Елпидифора Тимофеевича, пытаясь понять, что привело его сюда. Неужели только хрупкие Варины плечики под ладонями, когда нечаянно обнял её? Хорошо, что между ними оказался Васенька, который разбитым в кровь носом тёрся о платье Вари, иначе неизвестно, куда ещё могло бы занести Харитона. Пожалуй, и не только в контору на Береговой к человеку, о богатстве которого сплетничали, почитай, на каждом углу.

Три года назад, получив нежданное предложение от Степана Платоновича, Харитон понял: судьба такими подарками не разбрасывается, второго шанса – не будет. Все остальное по сравнению с возможностью встать на капитанском мостике – блажь и фантазия. Потому и женился, чтобы ненужные мысли разом отбросить. А оказалось… на любую глупость пойти готов, лишь бы не видеть заплаканных глаз Вари.

С трудом Харитон уговорил Варю не бежать в полицию, прекрасно зная, что там никто не станет её слушать. Да Варя ничего и не могла рассказать. Мальчики играли за фонтаном. Когда раздались крики, Варя бросилась к ним, но увидела только лежащего на дорожке Васеньку, отброшенного грубой рукой, да спину быстро уходящего мужчины, в руках которого плакал Петя. Пока поднимала Васеньку, вытирала с разбитого лица кровь, наскоро ощупывала, проверяя, ограничилось ли всё только ушибами, мужчины и след простыл. Васенька оказался лучшим свидетелем. Он тряс ладошкой с согнутыми двумя пальчиками и твердил: «Дядя такой был». Но не тащить же ребенка в полицейский участок.

Петя, по словам Вари, был сыном сестры Елпидифора Тимофеевича, недавно приехавшей в город. Во всяком случае, так говорила прежняя нянька. Куда делась новая нянька, и была ли она в тот момент в саду, испуганная Варя не заметила.

Вот и сидел Харитон, как пообещал Варе, перед закрытой дверью, прислушиваясь к раздающимся из кабинета голосам. Женщину Харитон заметил, когда подходил к конторе. Полная, круглолицая, она с трудом открыла тяжёлую дверь в контору, подметая подолом дорогого платья портовую пыль. Это она сейчас плакала и голосила за дверью. Мужской голос был низок и неразборчив.

«Ну, сколько можно сидеть. Пожалуй, надо уходить», – Харитон поднялся, но неожиданно для самого себя не вышел на улицу, а с силой потянул за ручку двери кабинета.

– Поди прочь, я занят, – раздался рык.

– Простите, ваше благородие, имею что сказать по поводу похищения, – Харитон очередной раз подумал: не надо было ввязываться в это дело, вот только отступать уже поздно.

Женщина на диване вскрикнула и упала в обморок. Харитон неловко попытался ей помочь, но мужчина, восседавший за огромным столом, остановил:

– Погоди. Сама оклемается. Даже и лучше без неё, – измерил взглядом Харитона с ног до головы. – На похитителя ты не похож. Что-то видел?