Пес почти достиг забора с краю нашего участка, и тут я почувствовал, что кто-то ко мне подкрадывается. Двое. Я понял, не оборачиваясь, что это черный по имени Гивер и сестра с родинкой и крестиком. Я услышал, как в голове у меня завелся страх. Черный взял меня за руку и повернул к себе.
– Я им займусь, – говорит он.
– Тут холодно, у окна, мистер Бромден, – говорит мне сестра. – Не думаете, что нам лучше забраться назад, в нашу славную постельку?
– Сирано не слышит, – говорит ей черный. – Я его отведу. Он сигда развязуится и бродит дипапало.
Я отхожу от окна, и сестра пятится от меня и говорит санитару:
– Да, будьте добры.
Она теребит цепочку у себя на шее. Дома она закрывается в ванной, раздевается и трет крестиком родимое пятно, тянущееся тонкой линией от края рта по плечам и груди. Она все трет и трет и славит Марию до посинения, а пятно не проходит. Она смотрится в зеркало и видит, что пятно темнее прежнего. Наконец берет стальную щетку, которой снимают краску с лодок, и соскребает пятно, потом надевает пижаму на растертую до крови плоть и заползает в постель.
Но в ней полно этого добра. Пока она спит, оно поднимается у нее по горлу, наполняет рот и выливается с того же края лиловыми слюнями и течет по горлу и ниже. Утром сестра видит, что все старания напрасны, и решает, что источник этой гадости не в ней самой – разве мыслимо такое? у праведной католички вроде нее? – это все оттого, что она работает среди человеческих отбросов вроде меня. Это все мы виноваты, и она с нами рассчитается по полной, чего бы ей это ни стоило. Жаль, Макмёрфи спит, а то бы выручил меня.
– Вы его привяжите к кровати, мистер Гивер, а я приготовлю лекарство.
18
На групповой терапии всплывают жалобы, так долго бывшие под спудом, что самих предметов жалоб давно уже не осталось. Но теперь, когда с ними Макмёрфи, ребята кочевряжатся обо всем, что хоть когда-либо не нравилось им в отделении.
– Зачем запирать спальни по выходным? – спросит Чезвик или кто-нибудь еще. – Неужели даже в выходные мы себе не хозяева?
– Да, мисс Рэтчед, – скажет Макмёрфи. – Зачем?
– Если спальни не запирать, мы знаем по прошлому опыту, что вы снова ляжете спать после завтрака.
– Это что, смертный грех? То есть
– Вы оказались в этой больнице, – скажет сестра с таким видом, словно талдычит это сотый раз, – потому, что доказали свою неспособность вписаться в общество. И врач, и я считаем, что любая минута, проведенная вами друг с другом, не считая некоторых, идет вам на пользу, а любая минута, проведенная в своих мыслях, только усиливает вашу изолированность.
– Поэтому, значит, вы ждете, пока нас наберется не меньше восьми человек, чтобы отвести на ТТ, ФТ или еще какую Т?
– Именно так.
– Хотите сказать, это нездоровое желание – побыть одному?
– Я этого не говорила…
– Хотите сказать, если мне надо в уборную по-большому, я должен брать с собой семерых ребят, чтобы не сидеть в своих мыслях на толчке?
Не успеет она найти подходящий ответ, как Чезвик вскочит на ноги и крикнет ей:
– Вы это хотите сказать, да?
И другие острые заголосят:
– Вот-вот, это хотите сказать?
Она обождет, пока они угомонятся и снова станет тихо, и скажет спокойным голосом:
– Если вы, люди, достаточно успокоитесь, чтобы вести себя как взрослые на собрании, а не как дети в песочнице, мы спросим врача, считает ли он, что вам пойдет на пользу изменение в правилах отделения в этом случае. Доктор?
Все заранее знают, что ответит врач, и, не дожидаясь этого, Чезвик выкатит очередную жалобу.
– А что с нашими сигаретами, мисс Рэтчед?
– Да, что с сигаретами? – заворчат остальные острые.
Макмёрфи повернется к врачу и спросит его
– Да, док, что с нашими сигаретами? Какое она имеет право держать сигареты –
Врач склоняет голову, чтобы взглянуть на сестру через пенсне. Он еще не слышал о том, что она забрала все лишние сигареты, чтобы ребята не играли на них в карты.
– Что это с сигаретами, мисс Рэтчед? Не могу сказать, что слышал…
– Я считаю, доктор, что выкуривать за день по три-четыре, а то и пять пачек – это явно слишком много для одного человека. А это, похоже, и происходило всю прошлую неделю – с тех пор как с нами мистер Макмёрфи, – вот я и подумала, что лучше будет держать у себя блоки, которые они заказывают в столовой, и выдавать каждому только по пачке в день.
Макмёрфи подается вперед и говорит Чезвику громким шепотом:
– Слушай, что еще она придумает о походах на толчок: не только брать с собой семерых в уборную, но и ходить не больше двух раз в день, по ее указке.
Он откинулся на спинку и давай покатываться со смеху, так что почти минуту никто не мог говорить.