Над горой играет свет

Ребекка открыла рот, чтобы ответить, но ничего не сказала.

Оставалась только я. Похоже, мой подарок Муся-Буся уложила в первую очередь, поэтому в сумке он оказался на самом дне.

— Сегодня ты получишь первый женский подарок. Потому что не сегодня-завтра ты станешь взрослой девушкой. Не успеешь оглянуться, нагрянут месячные.

— Милостивый боже, — простонал папа.

Мне хотелось провалиться сквозь пол, очень глубоко, чтобы никто не смог меня больше видеть. Одна Ребекка знала, что месячные уже нагрянули, две недели назад. Она съездила в аптеку за прокладками, показала, как их нужно прикреплять. Она купила книжки, где рассказывалось про взросление девочек. И обещала объяснить, если я чего-нибудь не пойму. Три дня я бродила сама не своя, перемогая новые гадкие ощущения, ненавидя липкую кровь, которая отравляла мне жизнь.

Муся-Буся назидательно провещала:

— Что поделаешь, сынок! Таковы законы жизни.

— Кто тебя просил при всех об этом разглагольствовать? Посмотри, какое у Букашки лицо. Боже ты мой!

Ребекка покачала головой:

— Знаешь, Муся-Буся Лаудина, по-моему, здесь не место для обсуждения подобных вещей.

— Повторяю, сегодня мы подарим Вирджинии Кейт то, что поможет ей выглядеть привлекательной девушкой. — Она вытащила из сумки странный предмет и подняла его вверх, как флаг. Voila! Вот она, мечта девичьих бедер!

— Что это за чертовня? — Папа с опаской посмотрел на матерчатый прорезиненный квадратик, будто это пришелец из фильма «Звездный путь».

Все слегка наклонились, чтобы лучше разглядеть это диво. Все, кроме меня. Мне хотелось вообще стать невидимкой.

— Так что это, по-вашему? Пояс-грация. Для нашей маленькой женщины, для ее пухленьких бедер.

— О нет. — Ребекка закрыла лицо руками.

Мика и Энди дружно загоготали, они просто умирали со смеху, хлопая себя по ляжкам, рыча и крича. Бобби тоже захихикал из солидарности с братьями, потом попытался допрыгнуть до руки Муси-Буси, сжимавшей квадратик-мечту.

— Надень этот поясок! Давай! Посмотрим, как ты будешь в нем выглядеть. Надень скорее! — кудахтала Муся-Буся.

— Она ни за что не наденет эту штуковину, — сказал папа.

— Вот так мы и ловим мужчин. Магическими приемами.

— Какие мужчины? Господи! Ей всего двенадцать, мать! — И он добавил: — Это подростковая пухлость, переходный возраст, потом все исчезнет.

— С меня хватит, — сказала Ребекка, вставая.

Я бегом помчалась к себе, чтобы больше ничего не слышать, я закрылась от них от всех, я бухнулась прямо на голубое покрывало, чувствуя себя разжиревшей курицей. Вошла Ребекка, держа кончиками пальцев пояс Муси-Буси, бросила его в корзину для мусора. В дверную щель заглянули Энди и Мика, в глазах у обоих — «прости, сестренка». Ребекка шикнула на них и плотно закрыла дверь.

Усевшись рядом с кроватью, она стала пальцем чертить круги по ворсу покрывала, круги делались все меньше и меньше.

— Без розового у тебя здесь стало гораздо симпатичнее.

Я молчала, поскольку была поглощена своей горькой обидой.

— Ты же хорошо знаешь, какая твоя Муся-Буся вздорная особа. Она — это она, всего-навсего Муся-Буся.

Я досадливо дернула плечами.

— А моя мама боялась, что я вырасту толстощекой простушкой.

Ребекка прилегла со мной рядом, пряди наших волос перемешались. На фоне моих темных ее казались еще светлее. Интересно, как ощущает себя рыжеватая блондинка, худая и с молочной кожей? Вот о чем я тогда подумала.

— Я всегда мечтала иметь блестящие черные волосы и округлые формы. Посмотри на свои волосы, рассыпались веером, как у сказочной принцессы. В детстве я была ужасно веснушчатой. Стеснялась даже в школу ходить.

— А мне веснушки нравятся.

— Мама покупала мне шляпы с широкими полями и загоняла в тень, говорила, что от солнца их выскочит еще больше.

— И ты их носила? Шляпы?

— Нет. — Она повернулась на бок и оперлась на локоть. — А веснушки куда-то подевались, я из них выросла. Теперь я о них даже иногда скучаю. Мы вообще из многого вырастаем, а потом скучаем о том, чего больше нет.

— Понятно, ты хочешь сказать, что я вырасту из теперешних своих чувств.

— Нет, не это. Ты перерастешь свою незащищенность от тех, кто вынуждает тебя чувствовать, будто с тобой что-то не то. — Она пальцами, как гребнем, провела по моим волосам, убирая их с глаз. — Если кто-то что-то брякнул, вовсе не факт, что это правда. Ведь еще утром тебе не казалось, что ты толстая? Вспомни.

— Нет, по-моему. — Я тоже оперлась на локоть, чтобы видеть лицо Ребекки. — Но я действительно ем много конфет.

— Ну и ешь, на то оно и детство. Мама не позволяла мне есть сладости, только по торжественным случаям.

— Совсем?

— Ничего, кроме фруктов. Но Леона иногда тайком притаскивала мне что-нибудь вкусненькое.

Я улыбнулась, представив Леону, крадущуюся с тарелочкой по коридору.

— Ты так похожа на свою маму. А она очень красивая.

— И не толстая. — Я провела рукой по волосам Ребекки, казалось, у меня между пальцами трепещут стрекозиные крылья.

— Ты начала округляться. Чуть раньше своих сверстниц, только и всего. Не стоит делать из этого трагедии. Нормальный процесс.

Я тайком вздохнула.