Над Кабулом чужие звезды

Как-то на днях пытался уговорить почтовую службу, что они напутали что-то, прислав мне немыслимый телефонный счет. Только потом вспомнил: еще в октябре я действительно вызывал редакцию, чтобы продиктовать материал. Пришлось выложить приличную сумму, и даже обаяние переводчика Нура, который помогает мне в таких ситуациях, не спасло редакционные валютные фонды. В качестве утешения Нур пригласил в ресторан «Шестиэтажки», самого дорогого магазина в городе. В ресторане было вкусно, быстро и дешево. Надо бы запомнить название блюда: «ашак» — подобие пельменей с начинкой из зелени в сметанном, очень остром соусе. А потом Нур устроил мне экскурсию. Напротив «Шестиэтажки», в узком проходе между двумя грязными шашлычными, вход на «Рынок Брежнева». Если верить Нуру, это место назвали так еще в первые годы войны, когда сюда подкатывали советские военные грузовые машины, и торговля шла прямо с бортов всем, что имеет цену. Теперь же это плохое, заповедное для советских место. Тянутся тесными рядами дуканы с тканью, потом с одеждой, потом и лавочки, и мастерские одновременно: ржавые гаечные ключи, цепи, прочая железная утварь горкой лежат на прилавке. А где-то в глубине вообще все, что хочешь, включая оружие. Но туда мне не посоветовал идти даже бесшабашный Нур. Я молча протискивался за ним между рядами, ловил на себе напряженные, непонимающие взгляды тихо переговаривающихся меж собой людей. По-видимому, смущала явно не афганская одежда, а может, что-то другое — сейчас уже все равно.

«Рынком Брежнева» стал теперь весь Кабул. В редком дукане не увидишь какой-нибудь товар, только вчера появившийся в армейском, советническом или посольском магазине, — югославские конфеты, датскую ветчину, советскую тушенку, голландский лимонад «Сиси» — главный напиток афганской войны. А кое-где и бушлаты, ремни, ушанки наших солдат. На все своя такса, включая, например, на машину пустых ящиков из-под снарядов для реактивных орудий. Как уверяют знакомые афганцы, солдатики приторговывают даже патронами и оружием. Вполне может быть. Слишком много для русского человека соблазнов лежит на здешних прилавках: ткань с блестками, аляповатые музыкальные чайные сервизы, электронные часы. Не выдерживает перед этим дешевым великолепием сердце деревенского мальчишки, для которого синие джинсы с надписью «монтана» остаются сокровенной, недостижимой мечтой. А его командиру, у которого жена, дети, родственники, — как появиться дома без гостинцев? Здесь даже поговорку сложили: «Если жена ходит в „монтане“, значит, муж в Афганистане». Вот и поднимаются с одной и той же взлетной полосы кабульского аэродрома одновременно и «Черный тюльпан» с мальчиками, которые закрыли от пули своих командиров, и раскормленные, красные от беспробудного пьянства физиономии с баулами, набитыми «колониальным товаром». И то и другое — афганская война, которая, как и любая другая, кому война, а кому… Ну, эту пословицу все знают и так.

Еще неприятность: мой материал об афганском госпитале изувечили до неузнаваемости. Дело даже не в топорной правке, ее можно было бы пережить. Оказалось, цензура возражает против того, чтобы в афганском госпитале работали советские военные хирурги. Что за глупость, кому это неизвестно в Кабуле?! Так в материале кадровый майор медицинской службы стал «хоть и невоенным» и т. д. Даже не представляю, куда дену глаза, когда столкнусь с «невоенным» майором.

В дополнение к этому озадачили: Рональду Рейгану вздумалось что-то вякнуть о минах-игрушках, которые советские солдаты будто бы подбрасывают афганским детям. Срочно требуется ответить! Отвечать на это нечего: снимок такой куклы-мины, обнаруженной сотрудниками афганской госбезопасности на одной из улиц города и предположительно изготовленной в Пакистане, только что отправлен мною в Москву и уже опубликован в нашей газете. Что к нему добавишь? Да и кому в 40-й армии придет в голову заниматься игрушками, когда есть тяжелые бомбардировщики, реактивная артиллерия, электронные минные поля, которыми окружен Кабул?

— Это газета, старик, давай! — кричал мне из Москвы в телефонную трубку мой редактор, и в его голосе слышался укор бездельнику, который нежится под южным солнцем в городе-курорте Кабуле, пока все остальные сотрудники иностранного отдела трудятся, не покладая рук. А больше того, угадывалось желание угодить какому-то идеологическому начальнику, которому пришел каприз увидеть на газетной полосе воплощение своей идеи. На фоне всего здесь происходящего эти пропагандистские «контрудары» выглядят особенно жалкими. Впрочем, здешние события вообще видятся из Москвы как некий вестерн на тему «интернационального долга».

* * *