Над кем не властно время (СИ)

Леве я позвонил вскоре после возвращения из Прибалтики, еще до "картошки". Сразу же признал, что он был прав в своем предположении, будто рассказы об Алонсо - плод моего воображения.

- Давай действительно сочинять вместе! - предложил я. - Только настоящую историческую повесть, без волшебства, вроде воздействия мыслью на реальность. И имя героя давай поменяем. Пусть будет не Алонсо, а, скажем...

Я замялся, не зная, какое имя предложить.

- Скажем, Лео, - произнес голос Левы на другом конце провода. - Или, еще лучше, пусть будут два друга-рыцаря: Лео и Максимо.

Я хотел было заметить, что ударение в "Максимо" должно стоять на первом слоге, но не стал перебивать, радуясь тому, как легко он согласился забыть нашу размолвку.

После того разговора мы с ним как-то посидели у него дома, занося в простую тетрадку в клеточку схему сюжета о двух искателях приключений. Однако вскоре Левке стало не до рыцарей и замков, где томились в заточении схваченные врагами красавицы. Его родителей вызвали в ОВИР и сообщили, что, если Маргулисы хотят, чтобы их прошение на выезд на постоянное жительство в государство Израиль было удовлетворено, им необходимо обегать некоторое количество инстанций, чтобы собрать дополнительные документы и справки.

Бюрократическая машина заработала в режиме разлучения меня с лучшим другом. Это было грустно, но ведь Лева, как и его родители, был убежден в правильности их решения. Что тут можно было поделать? К тому же за шестьдесят с лишним лет у меня накопился немалый опыт потери близких людей. В конце концов, в отличие, скажем, от Ибрагима, Консуэло или Ренаты, Лева не должен был исчезнуть бесследно. Отъезд это не смерть. С Левой можно будет переписываться и перезваниваться. А в будущем - как знать? - мы, возможно, даже встретимся где-нибудь на нейтральной территории...

На занятия нашего с Мошковым и Тертерян математического кружка у Николая Ивановича я сходил всего один раз. Чуть не задохнулся от едкого запаха никотина и дыма, сразу забившего рот и носоглотку. Когда урок закончился, и ребята ушли, я задержался и сказал "Дымку", что больше ходить не буду. Он огорчился. Пытался понять причину моего решения. Мне было неловко делать пожилому добряку замечания относительно его пагубной склонности к табаку, и я назвал иную причину.

- Я не уверен, что хочу стать математиком, Николай Иванович. Меня сейчас интересуют многие предметы. Честно говоря, я вообще еще не сделал выбора относительно будущей профессии.

Дымов растерянно моргал глазами огорченного барбоса, посасывал пухлыми губами сигарету, обдавая меня зловонными клубами дыма, который казался сейчас слезоточивым газом.

- Но как же международная олимпиада? - безнадежно спросил он.

- Что вы, Николай Иванович, какая олимпиада! Для этого нужен не только гораздо более высокий уровень способностей, но и другой склад характера. На олимпиадах задачи надо решать в считанные минуты. Мне трудно это делать, а главное - и не нужно. Задача, на решение которой уходит неделя, радует меня ничуть не меньше...

На прощание Дымов, стесняясь, похлопал меня по плечу.

- Но ты все же звони иногда, - сказал он, покашливая. - И к тете ходи почаще. Если там будем видеться, сможем иногда обсудить какую-нибудь интересную задачку.

Мне казалось, жена одобрила бы отказ от установки на олимпиады и решение не отдавать все свое время только одному предмету, пока не определюсь окончательно с вопросом о том, чем бы мне хотелось в дальнейшем заниматься профессионально. После полного возвращения Алонсо вернулась и прежняя привычка мысленно обсуждать с женой все, что происходило со мной, делиться с ней своими размышлениями и впечатлениями.

Я часто задавался вопросом, помнит ли она меня. Наверняка, помнит! Даже если она сейчас не была свободна, не могла же она меня забыть! И неважно, что со времен моей смерти прошло пятьсот лет! Разве бег времени имеет такую уж власть над человеком, не подверженным старению? С какой стати ей забывать того, с кем она прожила столько десятилетий во взаимной любви, без ссор и взаимных обид?! Расскажешь сегодня об этом - многие не поверят, что люди способны так долго жить в ладу. Мои нынешние родители, к примеру...

Немало места в мыслях занимала и мать. Первая моя мать, Сеферина. Узнав о том, что ежедневное выполнение упражнений из "Света в оазисе" действительно ведет к раскрытию дара, если заниматься этим достаточно долго, я сразу же отправил матери из Рима в Кордову письмо, где иносказательно давал понять, что ей ни в коем случае нельзя прекращать эти упражнения, даже несмотря на кажущееся отсутствие результатов.