Над Кубанью. Книга первая

Ивга еще раз крикнула, но уже больше для себя, и снова прошептала Мишино имя подрагавающими губами. Она сдерживала себя, хотя ей хотелось разрыдаться. Теребя платочек, девочка присела на крыльцо и смотрела, смотрела туда, где исчез белый бешметик. Почти неподвижно стояли стройные акации, чуть шевеля только своими макушками, стая голубей то опускалась, то взмывала кверху, и откуда-то издалека доносился призывный подсвист голубятника. По улице проезжали тачанки и линейки с запряженными в них сытыми конями, парадно украшенными ременной, с бляхами, сбруей. Пыль, как вода, брызгала из-под колес тачанок и тяжело опускалась снова на землю, на цветы палисадников. Для Ивги все эти картины проходили будто в тумане, как неживые и далекие-далекие. Для нее сейчас самым важным было одно — ее отношение к Мише, вернее их отношения, которые никак не могли сложиться в дружбу.

А пока Ивга покусывала губы, и ей хотелось разрыдаться. Худенькие ее плечи уже начали вздрагивать, но подошел пес, потерся возле, завилял хвостом. Ивга обняла его, уткнула нос в кислую шерсть.

— Разлюбит теперь меня Миша на вечные времена! — всхлипывала она. — Какая я дурочка: его обидела, милая моя собачка!

Миша бежал, и в сердце его кипело жгучее чувство обиды. Недоверие Ивги распаляло его, а мы знаем, сколько славных дел совершено желанием доказать свою правоту. Насмешка девочки была им отнесена за счет превосходства ее перед ним, казачьим мальчишкой.

Мальчик стремился домой. Чтобы не опоздать к соревнованиям, он избрал опасный путь через «городок».

По балке были расселены иногородние. Мальчишки «городка» по бедности не посещали школы и обычно помогали отцам, приучаясь к ремеслам. Дети иногородних скоблили овчину, чесали шерсть, квасили кожи, сапожничали, столярничали, и годы тяжелого труда и неравноправия выработали в них особый дух взаимной поддержки и ненависти к казачеству. В праздник они ходили гурьбой, не пропуская казачат через мост без откупа, пели песни, играли в войну и склоны балки изрыли глубокими траншеями. В «городок» хаживали в гости богатунцы. Дети богатунцев играли с детьми жилейцев и вместе с ними дрались с казачатами.

Перемахнув через кривую траншейку перед мостиком, Миша попал в засаду. Из ямы выпрыгнули ребятишки, и один из них, как видно вожак, больно толкнул Мишу в грудь. Миша шатнулся, пригнул голову, сшиб мальчишку и побежал. Его преследовали, пытаясь схватить за полы бешмета.

Солнце катилось к западу, точно удаляясь от земли и оставляя на ней удлиненные тени. Мише надо было скорее попасть домой, чтобы успеть приготовиться, и нелепая погоня мальчишек казалась ему незаслуженно обидной и жестокой. Вот какой-то ретивый паренек су-мел схватить его за бешмет и дернуть так, что затрещали крючки. Миша крутнулся и очутился лицом к лицу с врагами.

— Не замайте, городовичье, — тихо попросил он, сжав кулаки. — Мне надо на скачки. Кобылу почистить. Не замайте, Христом-богом молю…

Ребятам совершенно безразлично было, куда спешит казачонок в белом ненавистном бешмете. Вплотную надвинулись они, коренастые, загорелые до черноты, с кулаками, либо обожженными ядовитыми примесями к дубильным веществам, либо захлестанными смоляной дра-твой. Впереди у них Миша узнал Трошку Хомутова, белобрысого, с зализом на лбу, богатунца.

— Давай откуп, — потребовал Трошка. — Гони откуп, Мишка, посаженную плату.

— Не дам, уйдите…

— Да мы немного, по полкопейке за сажень, — перебил его Трошка, засунув руки в карманы и толкаясь плечом. — Сто сажен балки — выходит пятьдесят копеек. Можно марками. Вы марки принимаете, жилейцы? — обратился он к друзьям.

— Принимаем, давай марки! — крикнули жилейцы.

— Ну, согласен, Мишка Карагод? — Трошка схватил его за руку.

Курносое лицо Трошки приблизилось к нему, явно различались веснушки, прожилы белков и чуть искривленный в улыбке рот. Мишка разозлился, с размаху обеими руками ударил Трошку в грудь, и тот, не ожидавший удара, грохнулся на спишу. Мальчишки кинулись на Мишку, но сверху как-то сразу свалился Петя, и это внезапно подоспевшее подкрепление решило успех. Враги отхлынули, попрыгали в ямы, набирали камней. Миша и Петя уже во весь дух перебегали, мост, не обращая внимания на летевшие вслед им камни.

ГЛАВА XIII

У карагодинских ворот сидели женщины. Они говорили наперебой, вязали чулки, грызли тыквенные семечки. Изредка к ним подходили собаки, слоняющиеся по улице. Женщины отгоняли их коротким: «Тибо отсюда!» Третье место переменили казачки, уходя от солнышка в холодок, и везде оставались следы их пребывания, белые круги шелухи, которую внимательно разгре-бали разномастные хохлатые куры. Сидели соседки либо на маленьких табуретках, либо на цибарках, а то на опрокинутых железных мерах и коробках, которыми обычно пересыпают и измеряют зерно. В воскресенье, управившись по хозяйству, любили бабы посудачить в короткое время роздыха, до прихода череды. Много было всяких разговоров, но самым главным, о чем говорилось, была тихая тоска ожидания — когда же вернутся, и вернутся ли казаки с кровавых фронтов?