Над Кубанью. Книга третья

«В этой беспощадной борьбе за жизнь я стану вровень со страшным, звериным законом: «С волками жить…» И пусть бедное сердце сжимается иногда непроизвольно — жребий брошен, и по этому пути пойдем бесстрастно и упорно к заветной цели, через поток чужой и своей крови. Такова жизнь… Сегодня ты, а завтра я. Кругом враги…»

Миша перевернул две странички толстой тетрадки в коричневом переплете. При свете костра плохо разбирался убористый почерк. Как нанизанные, стояли ровные ряды слов, написанных без единой помарки.

«22 марта 1918 года. Владимировка.

Окружив деревню, поставив на позицию горный взвод и отрезав переправу, дали две-три очереди из пулеметов по деревне, где все мгновенно попряталось. Тогда один конный взвод ворвался в деревню, налетел на большевистский комитет, изрубил его, потом потребовал выдачи убийц и главных виновников. Наш налет был так неожидан и быстр, что ни один виновник не скрылся… Были выданы и тут же немедленно расстреляны. После казни подожгли дома виновников, перепороли жестоко всех мужчин моложе 45 лет…

Затем жителям было приказано свести даром весь лучший скот в окопы, свиней, птицу, фураж и хлеб на весь отряд; забраны все лучшие лошади; все это нам свозили до ночи…»

— Ложись подремай, — сказал Писаренко, подвигаясь и уступая край бурки, — ты чего-то исхудал, аль от этого дурацкого боя?

— Не от боя! — досадливо сказал Миша.

— Значит, ешь мало. Попадет нам от твоей матери, Мишка. Ложись.

— Дочитаю, лягу, — сказал Миша, — спи уже.

Писаренко покряхтел, подмостил под голову соломы:

— Охота тебе глаза портить. Тетрадку эту надо будет комиссару отдать, трофейная. Может, там какая военная тайна. Интересное написано там, а?

— Интересное, — коротко ответил Миша.

— Писал-то кто? Писарь чей?

— Дроздовский.

Приподнялся Шкурка:

— Тот самый, что нас из Ростова вспугнул?

— Тот самый.

— Ну, тогда читай, да нам расскажешь… Не мешай ему, Писаренко. Ишь прилип…

Но Писаренко уже тихонько похрапывал, прикрыв голову серой конской попоной. Шкурка потянулся, достал полено, бросил в костер. Поднялись искры и легкий пепел. По полену, будто облизывая его, побежали зеленые огоньки. Над Ростовом поднималось короткое подрагивающее зарево. Горело где-то далеко, за главным вокзалом, примерно в районе Гниловской. На небе лежал розовый отблеск, оттенивший лохматые кружа-вины облаков. Где-то вблизи постреливали, но выстрелы были какие-то сонные.

Миша снова приблизил к огню коричневую тетрадку полковника Дроздовского.