Над Кубанью. Книга третья

Когда Деникин вышел из штаба и, приняв рапорт Брагина, небрежно подкинул руку к шапке, здороваясь с конвойцами, они рявкнули так, что командующий вздрогнул от неожиданности. Оправившись, милостиво улыбнулся есаулу и сказал ему, как равному:

— Восстанавливаем армию?..

Деникин опустился на раскаленную кожу седла. Он не понимал прелестей верховой езды, но его воины, в большинстве конные, должны были видеть предводителя в седле. Алексеев и Кутепов уселись на тачанку.

Текинцы, державшиеся отдельной конвойной группой, хотели пристроиться непосредственно за Деникиным, но Литвиненко скомандовал, и его казаки оттеснили текинцев в хвост.

Текинцы заволновались, сгрудились в кучу, схватились за эфесы клинков. Рахмет подскочил к Литвиненко.

Алексеев кивком головы подозвал растерявшегося Брагина.

— Текинцев в голову, — сказал он, — это их право.

За околицей Деникин пересел в тачанку. Брагин попросил разрешения затянуть песню.

— Не советую, — Деникин поморщился, — у ваших казаков медные глотки. Зачем привлекать внимание противника.

Перевалив через железную дорогу, углубились в степь. Встречались редкие хутора-зимовники, косяки пугливых золотистых дончаков. На зимовниках стояли посты. Степь широко просматривалась кавалеристами Глазенапа и Покровского. На светло-голубом небе кружились барашковые облака. Впереди и по сторонам на расстоянии ружейного выстрела передвигались всадники головного и боковых дозоров.

— Предусмотрительный и осторожный офицер, — сказал Деникин, наблюдая за начальником конвоя, — вы хорошо сделали, назначив его, а не «печального хана» Резак-бек-Хаджиева. После смерти Корнилова он постепенно теряет ум. А этот Брагин, кажется, близок Гурда ю.

— Земляки, — ответил Алексеев и, помолчав, добавил — Есаул Брагин очень честно выполнил ряд моих секретных поручений. В частности, на него возложена связь с нашими людьми, приближенными к советским главкомам.

— Информация от… как его… Шаховцова?

— Да.

— Надо поощрять, Михаил Васильевич, — сказал Деникин, — тут следовало бы вэше личное представление. Чин есаула маловат для способного и преданного офицера… — Деникин приложил руку к шапке, вгляделся.

— Кто это?

По дороге, навстречу им, двигались подводы.

— Узнаем, — сказал Кутепов. — Вообще не опасно, поскольку пропустило охранение.

Брагин ускакал вперед. Вскоре вернулся, козырнул.

— Делегация прикубанских станиц, ваше высокопревосходительство. Возглавляет член Законодательной рады — Велигура.

— Почему же они отсюда? — спросил Деникин. — Кубань не в той стороне.

— В объезд.

— С хитринкой, — пояснил Алексеев, — мужички. И честь соблюсти, и капитал приобрести! Направляйте к Никите Севастьяновичу Гурдаю.

Лука внимательно и с некоторым волнением осматривал проезжавших генералов.

—: Нету сановитости, — сказал он Велигуре, — наш Никита Севастьянович от них отменней. Чего это у них ни лент нету, ни крестов? Не заслужили?

— Кто же в такую жару ленты цепляет. От крестов тоже груди печет, — ехидно вставил седой гунибовец.

— Они и без отличий как-ся обидно руки до шапок подкинули. Видать, гребуют нами, — со вздохом сказал кряжистый старик из Камалинской.

Резко вмешался Ляпин, не привыкший к такой непочтительности по отношению к военному начальству:

— А через чего они обязаны перед вами шапки ломать? Товарищам ворота отчинили, тетешкаетесь с ними. По моему разумению, слава богу, в кнуты нас не взяли.

— И верно, — строго произнес Велигура, — чего языки распустили? Чего же они, до вас в обнимку пойдут? Генерал — это не какой-нибудь подхорунжий.

Старики примолкли. Подводы тронулись к Мечетин-ской. Станица старикам не понравилась. Дома какие-то мелкие, зелени мало, амбары выкрашены только синим. Речушка — воробью по колено.

— Скушная у них жизнь, степовая, — сказал Лука, вздыхая и оглядываясь, — воды нету, тени мало. Найти бы нам нашего Никиту Севастьяновича, решить дела и, пока кубышки на плечах целы, — домой!

В Манычской прифронтовой повстанческой станице, расположенной на берегу Дона, Деникина встретил офицер-донец с двумя ординарцами и сопроводил к небольшому домику станичного атамана.

Краснов заставил ждать себя не больше двадцати минут, но и это промедление, по-своему истолкованное, покоробило щепетильного Деникина. И когда Краснов вошел в комнату, Деникин находился в сдержанно-взвинченном состоянии. Алексеев, с холодным бесстрастием наблюдавший их беседу, невольно вспомнил натянутую обстановку своей первой встречи с покойным Корниловым. И тогда и сейчас это было беседой двух претендентов.

На столе лежали заранее приготовленные карты, расписанные цветными карандашами. За окнами изредка ржали кони и слышались окрики конвойцев. Деникин, чтобы сразу же подчеркнуть германофильство Краснова, приступил к изложению своего недовольства диспозицией, о которой перед отъездом доложил ему Романовский.

— Согласитесь с тем, что это недопустимо, — сказал он, помахав бумажкой. — Добровольческая армия не может иметь ничего общего с немцами. Категорически настаиваю на уничтожении этой диспозиции.